– Так что он написал в записке?

– Что сомневается в тебе, – соврал Дор.

– Что за бред! – разозлился Штефан.

– Вот и мне интересно, что между вами произошло. Вам удалось выяснить, кто такая Матушка Дрю?

– Говорил же, что нет. На нас напали, прежде чем мы смогли что-то узнать, – возмущенно проговорил Штефан. – Ты что, подозреваешь меня в чем-то?

– А у меня есть такой повод?

– Ты делаешь все, чтобы его найти.

– Может быть, потому что ты мне лжешь?

– А что, если это Грег лгал тебе в своей записке? – вспылил Штефан. – Отчего ты решил, что там написана правда?

– Оттого, что он опасался за свою жизнь и боялся, что, если с ним случится что-то плохое, обстоятельства его смерти останутся неизвестными, – сказал Дор. Штефан выругался и стукнул кулаком по стене.

– Я понимаю, что у тебя сейчас тяжелые времена, – шумно дыша, проговорил Штефан. – Но я не позволю тебе подозревать меня в таких страшных вещах и клеветать на мое честное имя!

– И как же ты собираешься помешать мне? – склонив голову набок, спросил Дор. Лицо Штефана покрылось красными пятнами, а рыжие волосы стали похожи на щетину.

– Найду убийц и приведу их к тебе. Это все, что я могу сделать, чтобы ты мне поверил, – сказал Штефан и, развернувшись, быстро пошел по коридору.

Дор отметил, что он больше не хромает. Он вспомнил ту ночь, когда Кордия сбежала от него и как Штефан набросился на нее, когда увидел. Он тогда никак не мог взять в толк этой жестокости… С чего ему было избивать девчонку, которая ему никем не приходится? Чтобы выслужиться перед ним? Они столько всего прошли вместе, что такой порыв был неуместен. Да и не в характере Штефана. Именно поэтому он был тогда так обескуражен его поступком. Но что, если у него была для этого причина? Что, если он боялся, что Кордия видела его с той загадочной женщиной, которая говорила про убийство? И таким образом хотел дать ей понять, чтобы она держала язык за зубами.

Дор вошел в покои и со злостью захлопнул за собой дверь. Его бесили сразу две вещи – почему он был так долго слеп и какой тьмы до такого додумался. Герцог подошел к окну и выглянул во двор. Он послал гвардейцев в порт, чтобы те задержали Альбу и ее мужа, но они пока не вернулись. Он не хотел отправлять Альбу в тюрьму, думал подержать в темнице дворца, пока не прояснятся обстоятельства. Несмотря на все свои поступки, Дор продолжал любить ее. Каждое воспоминание о ней было наполнено солнечным светом и надеждой. И он сам не понимал, как смог от нее отказаться, уступив Дамьяну. Да, он тогда был сломлен, чувствовал себя чудовищем, но все эти оправдания теперь ничего не стоили.

Дор прошелся по покоям и взглянул на часы. Куда запропастился Мариан? Кордия уже была во дворце, а где пропадал чародей, было загадкой. Герцог снова вспомнил слова Бальтазара о том, что они целовались, и к лицу прилила кровь. Он ненавидел себя за слабость, которой стала для него эта ведьма. Каждый раз, когда он думал о ней, чувствовал себя сильным и в то же время уязвимым. Он знал, что между ними ничего не может быть, но это не мешало ему беситься и ревновать, чувствуя себя мальчишкой, влюбленным в самую неприступную леди.

Отсутствие Мариана задерживало встречу герцога с принцессой Диленой. Для разговора с ней он хотел взять с собой Лейфа, а чтобы тот смог выйти из своих покоев, чародей должен был снять печать с его дверей. После того как он убил Мину, слугам было запрещено входить к нему по одному. Ему приносили еду только в сопровождении Мариана и гвардейцев. Такую странность для непосвященных объяснили болезнью, от которой его величество не смог полностью оправиться и заболел повторно. Дор знал, что даже представить себе не сможет, каких небылиц на этой почве насочиняют простолюдины. Да что они, светские люди тоже брезговать не станут, будут смаковать каждую деталь. А когда эта сплетня дойдет до мятежников… Вот тогда точно станет невесело.

В дверь постучали, и, прежде чем он ответил «войдите», в покои вошел Мариан. Волосы были растрепаны, одежда покрыта грязью. И, судя по озабоченному взгляду, приключения его не порадовали.

– Мне сказали, ты меня искал, – зевая, сказал чародей.

– Где тебя носило?