Я отвернулся и зашагал в противоположную сторону, не сильно заботясь, что сделал крюк. Было не важно, откуда вызывать такси, лишь бы больше не видеть противную, красную от ярости рожу Гордеева.
— Прямо как Ляля?
Ноги непроизвольно остановились. Разговаривать с журнашлюшкой больше не имело смысла, некоторые понимают только язык силы. Я приготовился дать Гордееву в рожу, чтобы тот наконец получил такую желанную сенсацию:
— Как Ляля Скобелева, верно? Вы же у них были всю ночь? Неужели семейка до сих пор надеется найти того, кто женится на их юродивой?
— Повтори, — я непроизвольно сжал кулаки.
— А вы, Андрей Юрьевич не знали? Только не говорите, что уже купились и готовы жениться? Клюнули на эти грустные глаза и душевную историю? Под кого только ее не подкладывают, да только все зря. Настя уже на столичных мужиков перешла? Все городские закончились? А вы такой весь богатый, а главное, что не местный, ни о чем не знаете…просто Джек Пот. Они вас где спать то оставили, в зале? На диване? Неудобный, правда? А уж сколько раз там наши ночевали…
— Заткнись! — я вцепился в воротник его рубашки и с силой дернул Гордеева вверх. Того тряхнуло, как белье после стирки, и тщедушное тело обмякло в моих руках. Он даже не сопротивлялся, знал, что сейчас его будут бить. И за что получит, он знал тоже.
Гордеев вперил в меня до тошноты прозрачные глаза и принялся шептать:
— Возьмите меня к себе в штат, я буду писать статьи, любой повод. Я стану вашим ручным псом… вам же нужен свой человек в прессе. Все будет освещаться так, как вам нужно, как вы скажете!
Ещё секунда, и он бы начал умолять. А дальше, кто знает, может скупить, может плакать или целовать мои набойки, чтобы выслужиться посильнее. Я с омерзением отвёл взгляд от его дрожащего в подобострастном припадке лица, и увидел, что мои пальцы сжимают рубашку. Точнее, какую рубашку они сжимают. Край воротника оттопырился, выставляя на свет почти что чёрные, лоснящиеся швы. Показалось, что даже ткань на ощупь липкая.
Его тушка мягко опустилась на землю, когда я разжал руки. Связываться с таким — только мараться. Потом ни за что не отмоешься.
— Или отсюда, пока цел, — прохрипел и сплюнул на землю, рядом с местом, где стоял Гордеев.
Вдруг за спиной послышался шорох и раздался женский голос:
— Андрей, извините, что ждали. Сестра просила помочь перестелить кровать. Ой, вы не одни?! — и разглядев фигуру за мной, добавила с улыбкой, — привет, Егор. Как дела, как мама?
— Все хорошо, Тина, — прошептал Гордеев, не глядя в ее сторону.
— А вы почему на свадьбу не пришли? Тетя вас звала.
— Дела.
— А здесь что делаете?
Меня стали раздражать глупые вопросы Алевтины. Ее нежный, похожий на колокольчик голос. То как приветливо она общалась с мерзавцем, будто не понимая, что он на самом деле за человек.
— Очевидно снова дела, Алевтина, на этот раз со мной, но мы уже закончили, верно, Егор? — Не выдержав, я прервал девчонку. Она с удивлением посмотрела на меня. Пусть. Лишь бы скорее замолчала и перестала щебетать с этим тошнотным журналистиком.