– Не все в этом мире складывается так, как нам хочется.
Вы еще немного поговорили, и ты попытался – безуспешно! – объяснить, как много значит для тебя эта книга. Столько совпадений между твоим юго-востоком Лондона и ее северо-западом!
– А где на юго-востоке?
– В Кэтфорде.
– Моя бабушка жила там. В детстве я часто бывала в Кэтфорде.
Пока она подписывала книгу, ты улыбался, не в силах больше сказать ничего этой женщине. Не в силах сказать, что перечитал ее роман множество раз и перечитаешь еще столько же. Признаться, в каких моментах у тебя перехватывает дыхание, а в каких – округляются глаза. Иллюстрации желания – «…они подходили друг другу. Всегда подходили. Но какой смысл в том, чтобы подходить друг другу только в одном и ни в чем больше…», – закутавшиеся в абзац, не ускользнули от твоих глаз. И когда ты читаешь ее эссе об этой книге – «Хеппи-энд не для всех. Кто-то всегда остается на обочине. А в Лондоне, где я живу – таком, какой он сегодня, – этим кем-то чаще всего оказывается черный мужчина» – тебе хочется сказать, что ты пережил это сам.
Ты хотел признаться ей, что потрясающе емкие фразы, в которые она вкладывает свою душу, – и есть та причина, по которой ты пытаешься делать нечто похожее, что бы из этого ни вышло.
Ее маму явно заинтересовало упоминание того, что ты тоже пробуешь писать.
– Я закончила магистратуру по драматургии, сценарист. А ты прозаик?
– Не знаю, типа того. На самом деле это просто дополнение к фотографии. Пробую найти еще один способ рассказывать истории. Но я и правда читаю много романов.
– Итак, – говорит она, закинув ногу на ногу, – на самом деле в литературе существует лишь две фабулы: чужак приходит в город или герой отправляется в путешествие. Все шедевры – просто вариации этих сюжетов.
Прощаясь, ты обдумываешь ее слова. А что насчет «Северо-Запада», в финале которого победителей нет? Кто здесь чужак? Кто свой? И что у них за путешествия?
И как насчет твоей жизни? Кто чужак? Кто свой? И что здесь за путешествия? Или нет – чего ты хочешь достичь? Ты уже выяснил, что четкий ответ рождается, если быть честным. Это и есть путешествие? Движение к честности? К открытости? К чувствам?
Ты не знал, стоит ли обнять ее маму на прощание, но доверился порыву – обхватил ее ненадолго своими длинными руками. От нее пахло землей после дождя. Так пахнет в месте, которое ты мог бы назвать своим домом.
Ты надеваешь толстовку, пока ждешь автобус. Она хранит ее запах: сладкий, как цветочный лепесток, как лаванда, которую сорвали в разгар летнего цветения. Ты надеваешь наушники и включаешь ‘Church’, мини-альбом Келси Лу с большим количеством оркестровых сэмплов, которые приводят тебя в тихий восторг. Сейчас ты мог бы очутиться где угодно, прикрыть глаза, окутаться ее присутствием, что так трудно сделать в ее отсутствие. Но ты дома, с мелодией, переходящей в ударные соло. Ты дышишь спокойно, легко.
Она звонит, когда ты едешь на ДЛМ[2] от Бэнка до Луишема. Совсем недавно шел снег, слой белой пыли на грани таяния. А по дороге на станцию единственный след от него остался только у тебя в памяти, асфальт был мокрым, воздух – свежим.
– Где ты? – спрашивает она.
– Я… – смотришь в окно, взгляд цепляется за огромный супермаркет «Теско». – …подъезжаю к Луишему.
– А я вернулась из Копенгагена.
– Я думал, ты приедешь только в понедельник.