– Да. Ничего не произошло.

– Значит, все в порядке?

– Абсолютно. Да ведь?

– Да. – Снова звонок.

– Иди открывай.

– Сам иди открывай! – Вы улыбаетесь абсурду ситуации, ощущению, будто она абсурдна.

Полдня ты снимаешь ее друга, он поэт. Позже, намного позже ты заинтересуешься его творчеством и наткнешься на стихотворение «Перед расставанием» – закольцованный текст без начала и конца о том, что остается недосказанным. О встречах и расставаниях, о паузах между телефонными гудками, похожих на перкуссионные брейки, когда самый громкий звук – это твое собственное дыхание. Поэт видит невысказанное в ваших с ней объятиях. Поэт видит и круги на поверхности воды, и тонущий камень, который стал им причиной. Поэт видит тебя, видит ее, и ты благодарен ему за свет в этом тумане.

Вы ужинаете втроем, а когда ты уходишь, поэт, который видит тебя и ее, видит круги и тонущий камень, велит вам остерегаться проблем.

Проблема в том, что в тот момент, спустя пару дней после ее приезда, спустя пару дней с начала этой лихорадочной фантазии, вы проводите съемки, а она смотрит на тебя, говоря с поэтом. На миг она теряет внимание и смотрит тебе в глаза одну, две, три секунды, а затем приходит в себя. Просматривая материал, ты с уверенностью можешь сказать, что затаил дыхание и смотрел ей в глаза одну, две, три секунды, а затем пришел в себя: камера слегка дернулась, когда ты вернулся в реальность. Проблема в том, что ты рад таким проблемам. Теперь тебе ясно, откуда берутся все клише, и ты бы с радостью лишался способности дышать по три секунды зараз и даже дольше, смотря на эту девушку.

Проблема в том, что вы делите не только ужин, а в том, что вы потихоньку начинаете делить друг с другом другие стороны жизни. Вы идете со станции к ней домой, и уличные фонари по очереди окунают вас в круги резкого света. Обсуждаете спектакль «Братьям впору»[4], на который оба ходили. Он был в лондонском репертуаре совсем недолго, но ты успел посмотреть его дважды, и каждый раз у тебя перехватывало дыхание, а слезы одна за другой обжигали щеки. Это пьеса об условиях, в которых безусловная любовь может разрушиться; в финале каждый понимает, что не сможет без слез вспоминать о своем брате.

– Я тоже на него ходила и была поражена, но не уверена, что в том же самом смысле, – говорит она.

– Я нянчился с братом. Я знаю, что такое братская любовь. Это радость и боль, а иногда у меня настоящая злость на него. Он мне как друг и в то же время как сын.

Она не видит, как ты плачешь в темноте, но держит тебя за руку, поглаживая подушечкой большого пальца по тыльной стороне ладони. Этой близости, этого уюта достаточно.

Проблема в том, что на следующий день туман приходит, как ночная дымка. Вы сидите на холодном бетоне в здании Национального театра, но вам тепло от вашей лихорадки. Так трудно сосредоточиться. Ты жаждешь ее прикосновений. Прошлым вечером вы снова обнимались.

– Тебе правда нужно идти?

– Правда. Надо пораньше вернуть оборудование.

– Пораньше – это когда?

– Он просит к семи.

– Блин, это и правда рано. – Она прижимается к тебе еще сильнее, хотя это невозможно. – Увидимся завтра?

– Конечно, – говоришь ты.