Артур ошарашенно моргнул и перевел взгляд на Давида. Ах да, наверное, ждал позволения Всея волчьего короля. Давид едва заметно кивнул.

— Иди. Потом обсудим… И не болтай о моем приезде.

— Я все понял.

Артур кивнул и направился к выходу. А Аня с замиранием сердца следила за тем, как он переступает порог и закрывает дверь. Едва щелкнул замок, она повернулась к Давиду. Он внимательно изучал ее, словно просвечивая рентгеном. Тоже пытался понять, какой болезнью она заболела? Аня еще раз оглянулась на дверь, чтобы удостовериться, что Артур не вернется. Давид нарушил тишину, привлекая ее внимание:

— Что случилось?

Аня обернулась к Давиду, толкнула к стене и прижалась к его горячему рту. Она видела, как удивленно распахнулись его глаза, как радужка начала окрашиваться в золото. Аня кусала его твердые губы, ныряя чуть глубже, навстречу его языку. Давид позволил ей пробовать его на вкус, и Аня пьянела от такой покорности. Она чувствовала, как его тело становится твердым, почти каменным и невероятно горячим. Их языки столкнулись, и Аня тихо застонала. Она скользила своим языком по языку Давида, обхватывала его губами, всасывая в рот, облизывла. Давид был потрясающе вкусным. До одури. Аня не могла взять свои эмоции под контроль, не могла совладать с собой. Она ощущала его сильные ладони повсюду на теле. Он гладил ее спину, сжимал попку, притягивая к себе все ближе. В живот упирался горячий твердый член. Аня заставила себя оторваться от Давида. Он распахнул золотистые глаза и удивленно посмотрел на нее.

— Даже не надейся, что после этого отправишься спать.

Аня облизнула губы:

— Я хочу нарисовать тебя.

Он удивленно вздернул брови. Темная челка упала на лоб, делая его еще более притягательным. Аню сводило с ума возбуждение. Грудь налилась, а соски набухли — в них сосредоточилась боль, которую мог унять только Давид. Своими пальцами, губами и языком. От воспоминания о ласках Давида на Аню хлынула лава жара. Складки плоти увлажнились. От нее не укрылось, как ноздри Давида расширились, и он с шумом втянул воздух. Она поняла: он учуял ее аромат, ее возбуждение. Но мысль, что ему известно о влаге между ног, лишь сильнее будоражила. Аня, как загипнотизированная следила за движением губ Давида. Его голос хрипел, превратившись в едва разборчивый тихий рык:

— Зачем? Я ведь тебе не нравлюсь.

— Тебе досталась шлюха, которая не занимается сексом с тем, кто не нравится.

Аня с удовольствием наблюдала за тем, как Давид сжал челюсти и прищурился. Аня неторопливо расстегнула несколько пуговиц на его рубашке.

— У Микеланджело есть свой Давид, в мраморе. А я хочу себе своего — на бумаге.

Дыхание Давида участилось, стало тяжелее. Голос превратился в рык раненого животного:

— Я могу быть не только на бумаге…

— Сними рубашку.

Ей удалось его удивить. Давид откинулся к стене и расстегнул оставшиеся пуговицы. Аня провела пальцем по гладкой коже, задевая темные волоски, выступившие соски и борозды мышц. От нее не укрылось, как от ее прикосновения они сократились.

— Старые мастера многое отдали бы, чтобы оказаться на моем месте. Ты совершенен.

Неожиданно Давид неуверенно и как-то грустно улыбнулся под ее взглядом.