— Ты знаешь, что это значит.

Аня откинула волосы назад, лишь бы занять себя чем-нибудь:

— Что ты псих.

Он рассмеялся и начал резать овощи. Больше они не произнесли ни слова. Аня старалась гнать от себя любые мысли, и какое-то время ей это даже удавалось. Иногда, украдкой, она бросала взгляды на Давида. Он же, не скрываясь, наблюдал за ней. В конце концов, молчание стало нестерпимым. Аня решила выяснить ответ на еще один вопрос, который волновал ее довольно давно.

— Как получилось так, что бабушка попала к вам? Ты же так печешься о своей территории. Даже боюсь представить, какой хитрый план она выдумала, чтобы отжать у тебя этот дом.

Давид беззаботно улыбнулся.

— В советское время мы не могли владеть этой землей. Но как и любому поселению Крельску полагался врач. Тогда стая была еще не очень большой. Видимо, дед не смог протолкнуть своего человека. Анфиса Петровна попала сюда по распределению. Какая-то шишка из областного начальства решила, что в особняке можно основать амбулаторию. На строительство дома тоже тратиться не пришлось — он сохранился еще от той шаманки, о которой я тебе говорил. Вот и все. В стае, конечно, новость приняли без восторга — посторонний человек, еще и врач. Какое-то время им даже удавалось все сохранять в тайне. Но у детей иногда случается неконтролируемое обращение… В общем, мой отец у нее на глазах оброс шерстью. — Давид усмехнулся. — Вроде бы обошлось без истерик. Со временем в стае ее очень полюбили. Особенно дети. Кстати, ты знала, что у нее был поклонник? — Глаза Давида лукаво блеснули.

Аня удивленно подняла брови:

— Какой еще поклонник?

— Михаил Семенович. Отличный мужик. Архитектор. Он и спроектировал башню-пристройку. Для своей «дамы сердца, чтобы дожидалась там своего рыцаря». — Давид пытался подражать старческому голосу, но у него выходило настолько странно и нелепо, что Аня рассмеялась.

— А где он теперь?

— Умер. Твоя бабушка скончалась через неделю после него.

— О, как жаль.

— Они не были сужеными. Но думаю, им нравилось проводить время друг с другом.

— Она никогда мне не рассказывала…

— Она не могла. Ее молчание — один из пунктов договора, который она заключала с нами. Все ее любили. Но когда речь идет о безопасности сотен людей, любовь не имеет значения.

Аня закончила накрывать на стол и села:

— А мне кажется, для тебя вообще ничего не имеет значения.

— Ты плохо меня знаешь.

— Ты тоже плохо меня знаешь, но это не помешало тебе назвать меня продажной шлюхой и обвинить в том, что легла под половину деревни.