Книги

Унтерменши, морлоки или русские

22
18
20
22
24
26
28
30

Отвечая Хераскову, упомянутый мной новый эмигрант пояснял:

"Под "ОНИ" подразумеваемся мы, "советчики", "соучастники", — как выражается Херасков, пусть пассивные только, молчанием, — в самых (после гитлеровских) бесчеловечных и циничных преступлениях". Напоминанием о "пассивном молчаливом соучастии" автор ставит последнюю веху на рубеже "мы и они", отождествляя таким образом народ, тот, что всегда безмолвствует, с большевизмом отбрасывая всех нас, представителей выше означенных поколений, в чертополох и лопухи. Или ничего кроме чертополоха, Херасков не видит по ту сторону рубежа?

И журналист, вырвавшийся оттуда, где по мнению Хераскова ничего не растет кроме чертополоха и лопухов, и где все люди по мнению Г. Федотова находятся по ту сторону добра и зла, справедливо указывает:

"…Херасков, храня белизну эмигрантских одежд, приглашает — вперить взор в черные пятна на теле народа. Нет спора, они имеются. Каи у каждого человека, таи и у каждого народа. Наш народ — не лучше и не хуже, чем все другие. Христианская традиция наша тысячелетняя нам не пристало таить грехи. Но точно так же, как мы верим, что после ночи приходит день, так мы верим, что с первой утренней звездой вчерашние грехи прощаются — все злодеяния, все посвисты удалые, ножи острые, горячие. Только человек, утративший народную традицию, может писать о "конечном поражении, духовной смерти, потере всяких путей".

Люди утрачивают духовную связь с народом и оказываются в плену иллюзии, иллюзий собственных и иллюзий навеянных большевистской пропагандой. А в основе всего этого лежит непонимание происходящего на родине.

….Непонимание от разделения, — пишет выросший за "чертополохом" журналист, — разделение — от непонимания. И того, и другого, увы, еще много. Даже у серьезных писателей в эмиграции. Не мое дело оспаривать концепции Г. П. Федотова, изложенные в "Новом Журнале", моя роль свидетельская. Как свидетель могу показать: верно, что "новая религиозная политика (НРП) остается в пределах чистой политики", неверно, что "нет пока никаких признаков пробуждения религиозного чувства". Так-таки "никаких"? В сущности, федотовские "никаких" равнозначно херасковскому "погасили", т. е. чертополоху, лопухам Тот же взгляд на советскую Россию издалека, со стороны как на пустошь, заросшую сорными травами. Будто все мы, советчики живем, не думая, не чувствуя, ничего в себе не вынашивая, ничего не создавая. Внимательно и любовно присмотревшись к тому, в каких условиях и что создано советскими людьми, Г. П. Федотов переменил бы мнение. Религиозное чувство настолько неистребимо, настолько глубоко в народе, что пробивается в местах самых неожиданных, например, в книгах писателей, которые считаются образцово "советскими" писателями и создают якобы образцовые "советские" произведения. Почитайте "Тихий Дон" и вы увидите могучую религиозную стихию".

* * *

Читатели совершенно законно могут полюбопытствовать, а как же имя и фамилия добра-молодца, столь безбоязненно говорящего горькую истину в глаза хулителям русского народа Федотову, Хераскову и иже с ними. Так знайте же, что имя этого добра-молодца Михаил Коряков. Тот самый, который сейчас на страницах "Нового Русского Слова" пошел по стопам Федотова и Хераскова? Да, тот самый.

Как же это с ним произошли столь разительные перемены? Объяснения этих, на вид сложных, метаморфоз очень просты.

Возражал Федотову и Хераскову М. Коряков в 1947 году, когда только что смылся с поста редактора газеты советской репатриационной миссии во Франции. В 1947 году, сбежавший из советского посольства и не успевший еще оглядеться как следует, не понявший еще на какого коня в эмиграции ставить выгоднее, М. Коряков страдал, по выражению другого такого же знатного советского невозвращенца Г. Токаева "детской болезнью правизны".

А оглядевшись М. Коряков быстро сообразил, что ставку надо ставить не на нищих православных попов, а на богатых иезуитов, не на нищие национальные газеты, а на богатые еврейские. Тут болезнь правизны у М. Корякова кончилась и он сделал очень быстро сальто-мортале из советского посольства в Рио де Жанейро, и столь же быстро — сальто-мортале из Рио де Жанеи-ро в Соединенные Штаты.

А оказавшись в Соединенных Штатах, М. Коряков появился на страницах "Нового Русского Слова" с известными уже всем песенками "а ла профессор Федотов" "о роботах, кролика и арапах". Нельзя ли побольше вкуса, товарищ Коряков?

ЧТО ВИДНЕЕ СО СТОРОНЫ?

(Иностранцы о сегодняшней России и русских)

"Хотя мы и русские люди, мы все же не имеем монополии не понимать России. Порою, кое-что со стороны виднее, и иностранцы могут помочь нам самим понять пути и судьбы нашей родины…"

М. Коряков. Иностранцы о России.

Несколько лет назад, в статье "Иностранцы о России" (НРС) М. Коряков доказывал, что это неверно, что иностранцы не знают современной России и имеют о ней превратное представление.

И М. Коряков сослался на английского писателя Эдварда Крэнкшоу, автора книги "Россия и русские". Во время войны Крэнкшоу был офицером военной миссии Англии в Москве. Посетил Крэнкшоу Россию и после войны.

"…Год назад, пишет М. Коряков, — Крэнкшоу выпустил книгу "Россия и русские". При чтении, на каждой странице чувствуешь честный ум и огненное его сердце. В октябре 1941 года он прибыл в Россию морем, через Архангельск, т. е. не через парадное крыльцо, а как бы по черной лестнице. На улицах Архангельска он видел колонны заключенных, которых гоняли на работы. Изможденные, в лохмотьях, они шагали под конвоем, и только стоило кому-либо пошатнуться и упасть, как его стражники тут же пристреливали; неубранные трупы валялись на улицах…"

"Давно в Москве, вспоминает Крэнкшоу. я начал подходить к пониманию того, чем Россия была, что она представляет собою теперь и какою может стать в будущем. Понимание возникало, главным образом, подсознательно, посреди других повседневных забот и занятии, и складывалось оно не из чтения книг о России хотя читать книги, разумеется, необходимо и уж, конечно, не из осмотра показательных колхозов и яслей или заучивания на память статистических таблиц. Понимание выкристаллизировывалось постепенно, проблескивало внезапными, крохотными искорками, короче говоря, возникало из ощущения. Полагаю, что никакие объяснения нас ни к чему не приведут, пока мы не почувствуем Россию".

Комментируя это место книги, Коряков пишет: