– Меня часто спрашивают, почему ты все еще работаешь в полиции, сынок, – продолжал Паррс. – Ты уже типа талисмана, который удачу ни хрена не приносит. Я всегда отвечаю, мол, надо же кому-то за Сатти писать рапорты. А ты – талантливый молодой детектив с блестящим будущим. Но мы-то с тобой знаем, что это сказочки. Мне просто выгодно держать у себя проштрафившегося сотрудника. На которого у меня столько компромата, что можно поручить ему особую работенку. Не доверяю я людям, Эйдан. Стоит довериться, и тебя тут же предадут. А вот когда человек знает, что ты можешь погасить его, как лампочку… вот тогда на него можно рассчитывать. Смотри, больше не ошибайся, сынок, я уже занес палец над выключателем.
Я ничего не ответил.
– Однако заказное убийство – это другая история. Нарушение баланса. В игре «мы – против них» есть одно незыблемое правило. Копов не убивают. Я сейчас не про маньяков и наркоманов – тем никакой закон не писан, – а про преступные синдикаты и кланы. Там люди с репутацией. Они не станут таким заниматься… Я ведь временами желал тебе зла, Эйдан. Для дела порой было бы лучше, если б ты пропал. Не появлялся бы на работе несколько недель. А потом из реки выловили бы обезглавленный труп, который опознали бы только по стройной фигуре и татуировке «ИДИОТ» на груди. Но заказное убийство – это слом системы. Если такое допустить, начнется анархия. Мир перевернется с ног на голову. Наш Билли-Тупотык – профессионал старой закалки. И этим отличается от себе подобных. Если попадется, рта не раскроет, будет молча отбывать срок. Лясы точить с нами он не собирался, да и не было на него ничего, кроме гнилой репутации и бумажки с твоим адресом. Так что я его отпустил, но велел исчезнуть из города. Насколько мне известно, он послушался. Потом я арестовал кое-кого. Хотел поговорить с теми, у кого телефонный номер Билли сохранен в быстром наборе. Собрал остатки старых кланов. Бернсайдеров, Франшизы. Включая твоего старого дружка Зейна Карвера. И объяснил им главное правило игры: копы умирают своей смертью, и никак иначе. Обрисовал то, что случится, ежели это правило нарушат. Ты еще жив, так что, похоже, они усвоили урок. С задней парты, правда, поднялась рука. Зейн Карвер. Любимчик учителя. Поблагодарил за потраченное время и за оказанную честь, но из любопытства поинтересовался, применимо ли это правило к бывшим полицейским? Например, к тем, кого выгнали с работы. Неприкосновенны ли они? Я ответил, что этот вопрос находится в компетенции менее важных чинов, чем я. Мол, с Господом Богом договаривайтесь сами. В нашу первую встречу ты и так получил самый последний шанс. Теперь у тебя его нет. Твоя жизнь в прямом смысле зависит от того, останешься ли ты в полиции. А это, в свою очередь, зависит от того, насколько я доволен твоей работой. Похоже на то, что я доволен, черт побери?
Я сообразил, что он ждет ответа.
– Нет, сэр.
– И почему же?
– Оливер Картрайт, сэр.
– Оливер Картрайт, – повторил он. – Я что, просто предложил держаться от него подальше? Сказал, не подходи, если сможешь? Нет, я велел тебе зарубить на носу, что к нему нельзя приближаться. – Он швырнул мне свернутую в рулон газету.
На первой полосе была статья о смерти задержанного в результате действий полиции. Анонимный источник в полиции сообщал, что группа захвата применила запрещенный удушающий прием. Текст сопровождался фотографией суперинтенданта Чейз с мрачным лицом.
– И надо же какое совпадение, – продолжал Паррс. – Сенсационная новость сначала появилась на сайте Картрайта. По уговору с благодетельницей нашей суперинтендантшей он несколько месяцев придерживал эту информацию, а тут решил ее опубликовать, раз его достает кто-то из моих людей. Чейз, как ты догадываешься, совсем не рада. А я так просто зол. Думаешь, ты до сих пор пребываешь в этом мире, потому что такой умелый и талантливый? Хватит тешить себя иллюзиями. Сделай хоть что-нибудь полезное, займись наконец чертовыми мусорными поджогами, потому что день, когда ты окончательно выйдешь из моего доверия, станет последним днем твоей жизни, Эйдан. И он уже близко. – Паррс повернулся ко мне, но я продолжал смотреть перед собой.
Он вышел из машины, хлопнул дверцей и пошагал прочь.
6
Остаток дежурства прошел в оглушительной, гнетущей тишине. Ее нарушало только хлюпанье флакончика с антисептиком, которым Сатти беспрестанно обрабатывал руки. От спиртовых испарений стекла машины так запотели, что фонари и предметы за окном расплывались. Когда ранним утром я наконец высадил Сатти у дома, он повернулся ко мне.
– Ничего сказать не желаешь?
Сатти был ходячим кошмаром, но умудрялся оставаться на плаву, несмотря на несколько губительных для карьеры скандалов, постоянные конфликты со всеми и вопиющий непрофессионализм. Так что в моей ситуации он был не самым худшим советчиком.
– Паррс считает…
– А знаешь что? Мне не интересно. – Сатти выбрался из машины и так быстро пошагал прочь, будто я был заразным.
Я развернулся и с минуту стоял на светофоре.
Заказное убийство.
Мотор работал, светофор, наверное, несколько раз переключился с красного на зеленый, но я ничего не замечал. Только когда меня сердито объехал одинокий утренний водитель, я вынырнул из размышлений. Опустил стекла, включил мигалки и около часа носился по пустым улицам, пытаясь выветрить из машины вонь после Сатти, и развеять сумбур в голове. Опьянение скоростью было сродни кайфу, и я затосковал по тем дням, когда такого же состояния можно было достичь, проглотив таблетку или вдохнув белую дорожку с ладони.