Японские успехи в деле колонизации и оккупации покончили со всеми сомнениями, которые оставались у Лондона. Родилась новая островная империя. Великобритания поторопилась заключить союз с Японией. Прочие державы повысили статус своих дипломатических миссий в Токио до полноценных посольств. Трения между Японией и ее союзниками по Антанте проявлялись до, во время и после Первой мировой войны, но в основном они были выражением нервозности перед лицом небелой империалистической державы, ведущей себя на равных с остальными.
Однако к концу 1930-х гг. шахматные ходы Японии в регионе начали серьезно беспокоить Запад. В 1938 г. Черчилль настойчиво указывал на то, что японское высокомерие на мировой арене, особенно в отношении Китая, необходимо держать под строгим надзором:
Произошло несколько неприятных вещей. Британские полицейские в международном сеттльменте в Шанхае были грубо избиты японскими солдатами, причем таким образом, который свидетельствует о глубоко укорененной ненависти к белым людям. Японские извинения за потопление американской канонерской лодки «Панай» и убийство значительного количества американских граждан не показались убедительными ни правительству, ни народу Соединенных Штатов. Японский адмирал по имени Суэцугу, о котором мир прежде не слышал, заявил о том, что он за изгнание белой расы с Дальнего Востока, и сразу же после этого заявления этот адмирал получил должность, позволяющую контролировать составление японских планов{107}.
Появилось много японских имен, которых мир прежде не слышал. Не слышал их и Черчилль. Последнее предложение в процитированном отрывке было неправдой. Номубаса Суэцугу вместе с более высокопоставленными генералами – Като, Огасаварой и в особенности Того – с 1922 г. был частью ядра военно-морского лобби, крайне недовольного сложившимся после Первой мировой войны порядком, в котором доминировали западные победители. Они выступали против разоружения и настаивали на том, что Японии срочно необходима модернизация с созданием флота подводных лодок и военно-морской авиации.
Задетое расовым вопросом самолюбие Черчилля выглядело забавным в имеющихся обстоятельствах. Столько гнева из-за того, что японцы продемонстрировали такое же обращение, которое демонстрировали – и продолжают демонстрировать – западные державы по отношению к азиатам, африканцам и коренным племенам Америки. Он даже посетовал на то, что к китайцам относятся лучше, чем к «нежелтым расам, и в частности, к сожалению, к англичанам и американцам».
Это явно не соответствовало действительности, но больше всего Черчилля раздражало само существование суверенной, независимой и империалистической Японии. Отсюда характерное покровительственное черчиллевское нытье:
Все это вызывает огромное сожаление, потому что именно англичане и американцы многие годы совершенно искренне способствовали и помогали модернизации Японии. Ни одна другая нация в цивилизованном мире не наблюдала с таким практическим сочувствием за теми огромными успехами, которых Япония достигла за последние пятьдесят лет. И конечно же, ни одно другое правительство не сделало так много для того, чтобы подружиться с Японией, и не было более предано надежде на то, что западная наука и западные знания в этом случае станут той силой, которая объединит Японию с ее партнерами во всем мире{108}.
Император Хирохито или кто-нибудь из его приближенных мог бы легко возразить на это, что западная наука и западные знания не являются объединяющей силой на самом Западе, – так почему же они должны быть ею в случае Японии? Причина, по которой Хирохито готовился вступить в союз с державами «оси», крылась не в том, что его армию и флот отныне контролировали националистические секретные общества, а в том, что у Германии и Италии не было колоний в Восточной и Южной Азии. Самой мощной колониальной державой в регионе была Великобритания, а Соединенные Штаты являлись доминирующим игроком. Тихий океан пока еще не стал американским морем, но все шло именно к этому.
В 1924 г. японский офицер подполковник Хасимото Кингоро в своей книге «Обращения к молодым людям» (Addresses to Young Men) рассказал о том, что нужно сделать для поступательного развития Японии. Я сомневаюсь, что Черчилль был знаком с этим текстом, но, как коллега-островитянин, он обязательно согласился бы со следующим утверждением, сделанным с такой силой и безо всяких цивилизаторских прикрас:
Чтобы спастись от давления избыточного населения, у Японии остаются всего три пути… эмиграция, выход на мировые рынки и территориальная экспансия. Первая дверь, эмиграция, закрыта для нас из-за антияпонской иммиграционной политики других стран. Вторая дверь запирается прямо сейчас тарифными барьерами и аннулированием коммерческих соглашений. Что должна делать Япония, если две двери из трех оказываются перед ней закрыты?
Другие японские милитаристы задавались вопросом, почему их страна должна удовлетворяться территорией в 142 270 квадратных миль, чтобы прокормить 60 миллионов человек, в то время как такие британские колонии, как Австралия и Канада, располагают площадью более 3 миллионов квадратных миль для прокорма населения в 6,5 миллиона человек каждая. Неумолимая империалистическая логика присутствовала в решении японцев захватить Китай и уничтожить британские владения в Азии, чтобы отбросить назад своего основного соперника на Тихом океане – Соединенные Штаты. Они еще не выработали четкую последовательность действий для реализации этой последней части своего плана. Вот почему Вторая мировая война началась 7 июля 1937 г. с японского вторжения в материковый Китай (и закончилась в Японии 6 августа 1945 г., когда бомба упала на Хиросиму). Из Азии война перекинулась в Европу, а затем вернулась назад в виде отчаянной, если не сказать абсолютно иррациональной, атаки японцев на Пёрл-Харбор 7 декабря 1941 г.
Вторжение в Китай было не просто вызовом, который островная монархия, отдельно от всех прочих стран, бросила дряхлеющей континентальной империи. Империалисты в Токио предполагали, что займут Китай, а их союзники по «оси», главным образом Германия, завоюют Европу и водрузят флаг со свастикой над Кремлем. Гитлер и Хирохито даже планировали провести встречу победителей во Владивостоке.
Если бы все пошло по плану, позиции Соединенных Штатов серьезно ослабли бы, а изоляционистские настроения, охватив всю страну, заставили бы Вашингтон подписать мирный договор. Хирохито, его главные военачальники и бюрократия империи решили, что захват Китая желателен, достижим и экономически необходим. Если англичане захватили и ограбили Индию, то почему японцы должны воздержаться от оккупации Китая? С точки зрения империалистической морали не было причины, по которой они должны были бы вести себя иначе, чем их соперники, находясь на пути к превращению в мировую державу.
Они прекрасно знали, что никто и никогда за все три тысячи лет известной истории Китая не мог проглотить его целиком. Китай был старейшим непрерывно существующим государством в мире. В прошлом Поднебесная уже испытывала удары с севера. Врагу удавалось проникнуть через Великую стену. Но мирные договоры, возникновение империи Юань[137] и регулярные смешанные браки монгольских принцесс и ханьских аристократов породили гибридную элиту и способствовали расширению имперского генофонда. Все это помогало, пусть и временно, решать некоторые из проблем{109}.
Китайская цивилизация господствовала в регионе. Ее религии, ее обряды и ритуалы, ее основной язык, ее каллиграфия, ее литература оказали влияние и на Японию – намного более сильное, чем хотелось бы признать ультранационалистам. Но теперь все это было в прошлом. Японское завоевание станет абсолютно эдиповым захватом – с экономической, политической и военной точки зрения.
Как и многие крупные конфликты (на ум приходит сараевское убийство, развязавшее «европейскую гражданскую войну» в 1914 г.), этот начался с незапланированной стычки – со столкновения в июле 1937 г. между японскими и китайскими солдатами на мосту Марко Поло, расположенном примерно в тридцати километрах к югу от Пекина. Из Токио был получен приказ быстро разрешить конфликт силами присутствовавших на месте офицеров, но стороны продолжали обстреливать друг друга и нести некоторые потери в течение трех дней. Полевые офицеры с обеих сторон добились перемирия, обеспечив трехнедельную передышку.
В Токио, однако, решили не упускать такую удобную возможность. Хирохито прервал свой отпуск и вернулся в столицу. Ястребы настаивали на том, что правительство китайских националистов совершило серьезный проступок и что его отказ официально признать независимость захваченной японцами территории Маньчжоу-Го, а также последовавшие за этим нарушения демилитаризованной зоны, которая отделяла эту территорию от Северного Китая, лишь усилили трения.
Оставалось единственное решение, способное покончить с проблемой раз и навсегда: расценить недавний инцидент как серьезную провокацию и предпринять немедленную контратаку, «чтобы защитить жизнь и имущество японцев». Ястребы практически не сомневались в способности японских вооруженных сил нанести быстрое и сокрушительное поражение китайцам и установить контроль над всей страной. Эта точка зрения получила мощную поддержку со стороны японской армии в Маньчжоу-Го и Южно-Маньчжурской железнодорожной компании, в которую члены большой семьи Хирохито вложили немало денег.
Более старшие и менее фанатичные офицеры Генерального штаба призывали к осторожности. Генералы Торасиро и Исивара были обеспокоены еще одним столкновением, на этот раз между японскими войсками и советской Красной армией у Константиновских островов на реке Амур[138]. В ходе него были уничтожены два советских военных катера. Генералы предупреждали о возможном советском контрнаступлении и возражали против отправки дополнительных войск на север Китая. Император временно поддержал эту точку зрения, выразив недовольство теми членами своей свиты, которые поддерживали экспансионистов.
Однако после дальнейших обсуждений премьер-министр Коноэ и его кабинет резко изменили свое мнение и единогласно проголосовали за то, чтобы направить в Северный Китай дополнительные войска. Одним из главных советников Коноэ по вопросам Китая был журналист и ученый Одзаки Хоцуми, завербованный для работы на советскую военную разведку Рихардом Зорге, который к тому времени неплохо устроился в Токио. На решение об отправке войск в Китай среди прочих косвенно повлияли оба этих человека, для которых было важно то, что это снижало военное давление на Советский Союз.