Во второй половине дня 2 сентября 1938 г. советский посол Майский попросил о возможности посетить Чартвел - дело не терпело отлагательства. Черчилль уже наладил довольно тесные отношения с Майским и немедленно принял советского посла. В Москве считали, что сложности, создаваемые отношение к кризису с Польшей и Румынией, можно превозмочь. Если Лига нации решит, что Германия является агрессором, Румыния позволит советским войскам пересечь румынскую границу на пути к Чехословакии. Предполагалось немедленно начать переговоры представителей штабов СССР, Франции и Чехословакии. Черчилль полагал, что готовность Советского Союза вступить в противоборство с агрессором является важнейшим фактором европейской политики. Он тотчас же написал Галифаксу письмо, в котором подчеркивалась решимость Советского Союза выполнить обязательства перед Чехословакией. Но английское правительство шло другим курсом. Оно возложило свои надежды на дружественность Италии. Неслыханное дело - Чемберлен представил Муссолини возможность внести поправки в ту речь, с которой премьер собирался выступить в палате общин. Дуче милостиво одобрил речь и прокомментировал ее так: “Впервые в английской истории глава британского правительства предложил другому правительству проинспектировать одну из своих речей. Для англичан это плохой знак”.
Министр иностранных дел Франции Бонне 10 сентября 1938 г. запросил английского посла в Париже Фиппса: “Завтра Гитлер возможно атакует Чехословакию, и Франция приступит к мобилизации своих сил. Она на марше. Присоединяетесь ли Вы к нам?” На следующий день лорд Галифакс от имени британского правительства ответил следующее: “На данной стадии Британия не может ответить определенно”. Французы осведомились у англичан, на какую военную помощь - если Англия решится - они могут рассчитывать? Из Лондона последовал ответ: на две дивизии и на 150 самолетов в первые 6 месяцев войны. Как писал Черчилль в “Дейли мейл”, если бы у Бонне было желание получить извиняющее его бездеятельность обстоятельство, то он смело мог кивать на позицию Англии.
В верхнем слое Британии росло чувство, что следует удалиться от увлеченной социалистическими экспериментами Франции и попытать заключить союз с новой Германией ради создания единого фронта против Советского Союза. Как пишет У.Манчестер, “ирония истории заключается в том, что первый английский противник большевиков воспротивился этому курсу”. Общая схема наложилась на спор по поводу Судетской области в Чехословакии, где жило немецкое меньшинство, которое Гитлер пообещал инкорпорировать в рейх.
Посол Британии в Берлине не питал в этом вопросе никаких сомнений. Он характеризовал чехов как “свиноголовую расу”, а президента Бенеша, выпускника Карлова, Парижского и Дижонского университетов как “самого свиноголового в своем стаде”. Немцам он говорил: “Великобритания не собирается рисковать ни одним своим матросом или летчиком ради Чехословакии”.
А много ли значила Британия? По мнению известного американского летчика Линдберга (первым перелетевшего Атлантику), “Англия безнадежно отстала в военной области по сравнению с Германией… Английскому характеру свойственна скорее уверенность, чем истинные способности; цепкость, а не сила; решимость, а не ум… Нужно понять, что Англия как страна состоит из огромной массы медлительных, глуповатых и индифферентных людей”. В американском посольстве, стоя рядом с послом Кеннеди, Линдберг говорил, что “развитие авиации несет конец Англии как великой державе. Германская военная мощь превосходит все военно-воздушные силы остальных стран, вместе взятые”.
Черчилль пока не делал такого обобщения. Среди источников его информации были, прямо скажем, экзотические. 14 июня 1938 года он беседовал с нацистским гауляйтером Данцига Альбертом Ферстером (входившим в круг приближенных Гитлера), а через месяц в Чартвел прибыл из рейха майор Эвальд фон Кляйст-Шменцин (тщательно замаскированный и под чужой фамилией). Нападение на Чехословакию, сообщил он, “предрешено”. Кляйст сказал, что в обстановке скрытого противостояния Гитлера и генералитета существенно важно твердая решимость Британии сражаться. Когда сообщенное Кляйстом достигло Чемберлена, тот отмахнулся: “Он слишком настроен против Гитлера”.
Гитлер называл Чехословакию “авианосцем Советской России”. Советский Союз явно был заинтересован в сохранении линии чешских крепостей на границе с рейхом. Но умиротворители во главе с Чемберленом делали вид, что великой страны на Востоке не существует. По крайней мере, все увертюры Литвинова были безуспешны. Обращаясь к французскому поверенному в делах в Москве, Литвинов предложил “немедленно начать штабные переговоры между советскими, французскими и чешскими экспертами”. Министр иностранных дел Франции Бонне, как это ни фантастично звучит, никому не сказал о советском предложении. Но подчеркнул, что Румыния не позволит русским военным самолетам нарушить их воздушное пространство. (При этом англичане уже располагали точными сведениями, что допуск советских самолетов будет гарантирован).
Помощник Чемберлена Вильсон боялся только одного: совместная с СССР акция “может быть воспринята немцами как запугивание”. Брат писателя Сомерсета Моэма - лорд Моэм заявил, что “в Судетской области британские интересы не затронуты никоим образом”. Но это Дафф Купер ответил, что “главный интерес нашей страны заключается в предотвращении доминирования одной страны в Европе” и что “нацистская Германия представляет собой самую мощную державу, которая когда-либо доминировала в Европе” и противодействие ей “совершенно очевидно соответствует британским интересам”.
На пороге кризиса Герман Геринг на Нюрнбергском партайтаге назвал чехов “жалкой расой пигмеев, эксплуатирующей культурный народ”. В последний день съезда НСДАП Гитлер под рев трибун назвал Чехословакию “чудовищным творением” и потребовал права самоопределения для судетских немцев.
В Лондоне Черчилль предложил министру иностранных дел Галифаксу “сказать Германии, что если она посягнет на чехословацкую землю, она будет в состоянии войны с ними”. Черчилль писал 15 сентября в “Дейли телеграф”, что чехи будут отчаянно сражаться и выведут из строя от 300 до 400 тысяч солдат противника. Весь мир придет на помощь Чехословакии.
В тот же день Чемберлен, впервые в жизни сел в самолет и приземлился в Мюнхене. Встречавшие его в почетном карауле эсесовцы были взяты из охранявшей Дахау дивизии СС “Мертвая голова”. Толпы приветствовали его на пути к железнодорожной станции. Трехчасовая езда завершилась в Берхтесгадене. На ступеньках Бергхофа его приветствовал Гитлер, одетый в хаки со свастикой на рукаве. (За исключением костюма, писал Чембрлен сестре, “он выглядит совершенно неприметным. Ты никогда бы не выделила его в толпе”). Гитлер, не давая присутствующим говорить, развивал все вариации той идеи, что не позволит притеснения трех миллионов судетских немцев. Он готов “к риску мировой войны”. В одном из перерывов Чемберлен спросил: Зачем тогда он приехал? Гитлер потребовал самоопределения судетских немцев. Чемберлен ответил, что “лично он признает принцип выделения Судетской области”, но должен посоветоваться с кабинетом и с французами. Условием договоренности должно быть обещание Гитлера не вторгаться в Чехословакию до их следующей встречи.
В письме сестре Чемберлен писал: “Мне все же удалось установить определенную степень доверия. Несмотря на жестокость и безжалостность, выражение которых я видел на его лице, у меня сложилось впечатление, что это человек, на которого можно положиться, если он дал свое слово”. С коллегами по кабинету Чемберлен был менее дипломатичен. Он назвал (17 сентября) Гитлера “обычной маленькой собакой”, но выразил надежду, что “он лучше, чем его слова”, В эти дни Черчилль горько сожалел, что в 1931 году буквально своими руками перекрыл себе путь в иерархию консервативной партии. Он опубликовал заявление, что раздел Чехословакии приведет к “полной капитуляции западных демократий перед нацистской угрозой”. Нейтрализация Чехословакии высвободит по меньшей мере двадцать пять германских дивизий для действий против Франции, а затем откроет “для триумфаторов-нацистов дорогу к Черному морю”. Никольсон приехал в лондонскую квартиру Черчилля. “Это конец Британской империи”, - сказал Черчилль.
Черчилль предложил потребовать немецкой демобилизации, управления Судетами международной комиссией, отказа обсуждать польские и венгерские претензии на чехословацкую территорию немецкие гарантии чехословацкой территории. Один из присутствующих воскликнул: “Ну Гитлер никогда не пойдет на такие условия! В этом случае, - сказал Черчилль,- Чемберлен должен вернуться и объявить войну”. В лондонской квартире Черчилля собрались старые друзья, политические соратники, единомышленники. Со многими из них он прошел годы первой мировой войны и время послевоенных колебаний европейской политики. Это были Ллойд Джордж, Бонар Лоу, лорд Сесиль, Бренден Бракен. У Черчилля собрался цвет английской дипломатии 20-го века. Все они полагали, что в интересах Великобритании постараться привлечь к европейскому конфликту Советский Союз. Мы должны признать, что в этот час критического развития европейской остановки старые вожди британского империализма более ясно понимали интересы своей страны, чем их самонадеянные наследники.
28 февраля 1938 года истекал срок немецкого ультиматума. Чемберлен объяснял палате общин сложившуюся ситуацию, когда в зал принесли важное сообщение. Галифакс передал его Саймону, тот прочел и протянул премьер-министру. В тишине был слышен вопрос Чемберлена: “Должен ли я сказать им сейчас?” Когда Саймон улыбнулся, премьер объявил: “Герр Гитлер согласился отложить мобилизацию на двадцать четыре часа, и готов встретиться со мной, синьором Муссолини и месье Даладье в Мюнхене”. Молчание продолжалось лишь мгновение, затем зал утонул в приветствиях.
Но ликовали не все. Иден не мог этого вынести, он вышел. Гарольду Никольсону требовалось немалое мужество, чтобы оставаться сидеть. Вспоминает Макмиллан: “Я увидел сидящего молчаливого человека, втянувшего голову в плечи, всем своим видом демонстрирующего нечто среднее между отчаянием и возмущением. Это был Черчилль”.
По соглашению, подписанному Чемберленом в Мюнхене, Англия и Франция отдавали Судетскую область Чехословакии немцам, но отнюдь не ограничили германские притязания. На Нюрнбергском процессе фельдмаршал Кейтель объяснил: “Целью Мюнхена было изгнать Советский Союз из Европы, завершить германское перевооружение и приготовиться к будущему”.
Чемберлен прибыл в Лондон триумфатором. Он был “приятно утомлен”. Огромная толпа ожидала его в аэропорту Хестон и премьеру показалось, что он сбросил полсотни лет. На Даунинг-стрит жена сказала ему: “Невилль, подойти к окну”. Махая листком со своей и Гитлера подписью, он сказал стоявшей внизу толпе: “Я полагаю, это означает мир в наше время”. Исторически фактом является то, что Гитлер уже много месяцев назад принял окончательное решение расчленить Чехословакию, даже если для этого потребуется прибегнуть к силе. Воздействие западных союзников могло быть решающим только в случае их исключительной твердости. Именно этого не было на мюнхенской встрече. Чемберлен в данном кризисе в конечном счете склонился к идее, реализации которой требовали немцы - немедленно передать Судетскую область Германии. Это означало, что правящий класс Англии согласился на германское поглощение значительной части Чехословакии.
Черчилль отмечал в эти дни, что Чехословакия на протяжении 20 лет была самым близким и самым верным союзником Франции. Она всегда поддерживала французские интересы как в Лиге наций, как и повсюду. “Если в истории и имели место случаи, когда одна сторона обещала оградить другую своими вооруженными силами, всеми своими ресурсами, то это был как раз именно тот случай: Франция обещала сохранить границы Чехословакии всеми возможными средствами”. Но в ответственный момент Париж дрогнул. По мнению Черчилля, чехословакам нужно было не сдаваться и, вопреки фактической измене своих союзников, защищать свою линию крепостей. Он считал, что, если бы началась война, во Франции неизбежно поднялась бы эмоциональная волна сочувствия чехословакам, а Британия обязана была бы присоединиться к Франции. В самый пик мюнхенского кризиса - 20 сентября 1938 г. Черчилль посетил Париж, где беседовал с членами французского правительства, прежде всего с Рейно и Манделем. Оба эти министра были на грани того, чтобы подать петицию о выходе из правительства. Черчилль довольно резко выступил против таких действий: выход двух самых энергичных министров ослабит французское правительство в решающий час. Но сохранение прежнего кабинета уже не гарантировало от сделки за счет чехословаков. И в Лондоне и в Париже Черчилль увидел склонность правящих верхов к капитуляции.
Узнав о мюнхенской сделке Черчилль задал только один вопрос: “Из чего сделаны эти люди?” 21 сентября 1938 г. он писал: “Раздел Чехословакии равен полной капитуляции западных демократий перед грубой силой. Такой оборот дела не принесет западным демократиям без безопасности. Сдача Чехословакии означает значительное ослабление западных союзников, которые становятся все более одинокими. Сдача Чехословакии означает, что 25 немецких дивизий, скованных прежде чешскими крепостями, теперь высвободились для действий на западном фронте”. Кроме того, чешские заводы “Шкода” представляли собой второй по величине военно-индустриальный комплекс в Европе, который произвел между сентябрем 1938 и сентябрем 1939 г. почти столько же военной продукции, сколько вся военная промышленность Англии.
Отметим, что в этот критический момент Советский Союз был готов выступить вместе с западными демократиями на защиту суверенитета Чехословакии. 19 сентября 1938 г. нарком иностранных дел Литвинов, выступая в Лиге наций заявил: “В настоящее время происходит вторжение во внутренние дела Чехословакии со стороны соседнего государства. Это соседнее государство без всяких недомолвок угрожает нападением. Один из самых культурных и прилежных европейских народов, получивший независимость после столетней борьбы, может начать борьбу за свою независимость и свободу. Поэтому я делаю недвусмысленное и ясное заявление от имени своего правительства. Мы намерены выполнить наше обязательство вместе с Францией оказать помощь Чехословакии. Наши военные эксперты готовы немедленно приступить к переговорам с представителями французского и чехословацкого генеральных штабов для того, чтобы обсудить меры, которые необходимо осуществить в настоящий момент”. Чехословацкое правительство в эти дни запросило советское правительство, готово ли оно, в случае, если Франция окажет Чехословакии помощь, также выступить на стороне союзника? Последовал недвусмысленный положительный ответ.