– Я не нужна тебе? – еле слышно осведомилась царица после длительного молчания.
– Мне нужен наследник. Так требует политика, – произнес Амонхотеп III.
Некоторое время она смотрела на него немигающим взором, затем прошипела сдавленно, словно змея, отчего по коже фараона пробежал холодок:
– Теперь я понимаю причину твоего невнимания ко мне. Я состарилась, а ты нашел другую женщину на мое место! – слезы зло блеснули в ее глазах, она тряхнула головой от внезапной догадки. – Уж не ту ли принцессу, о которой давно идет переписка с хеттами? Ты решил взять вместо меня, дочери митаннийского царя, хеттчанку! Думаешь, жрецы не смогут распространить на нее свое влияние? Боюсь, ты ошибаешься. Твой брак будет незаконным, потому что я не дам тебе развода, а тебе не позволят посадить на трон Египта какого-то ублюдка!
– Что? – ноздри фараона расширились от гнева.
– Да, да! – слезы текли у царицы по щекам. – От хеттчанки у тебя будет прекрасный наследник, достойный тебя, о божественный! Но ему никогда стать фараоном! Прощай!
– Куда ты? – вырвалось у фараона.
– Развода не будет! – повторила она, нервно развернулась, отчего ее накидка взметнулась в воздух, но тут же была сорвана и брошена на пол.
Повелителя это взбесило.
– Прекрасно! Убирайся вон из дворца! – воскликнул он. – Вместе с дочерями! Не желаю о тебе слышать! Вон!
Царица, не оглядываясь, быстро пересекла зал и скрылась за дверью.
Повелитель, не двигаясь, посмотрел ей вслед и выдавил из себя улыбку. Улыбка получилась злой. Он хлопнул в ладоши.
– Позови моего писца, – приказал он вошедшему темнокожему слуге. – Пусть поторопится и захватит послание к хеттскому правителю. – Он чуть помедлил, дождавшись, когда слуга уйдет, и добавил. – У нас для него есть хорошие новости.
Египет. Западный оазис.
В прозрачной тени пальм Западного оазиса, куда стремятся разум и плоть любого путешественника, мучимого жаждой, работали полуобнаженные крестьяне, стоя, как всегда, по щиколотку в протухшей содовой воде. Здешняя земля, которая представляла собой грязную жижу, была поделена между ними клочками и нуждалась в постоянной обработке. Едкое болото разъедало кожу, но все же давала скудное пропитание – соду покупали параситы, обрабатывавшие ее раствором тела умерших.
Вокруг оазиса, насколько хватало глаз, расстилалась желтая гладь песков, теряющихся за горизонтом. В такой зной ни ящерица, ни зверь не показываются на раскаленной поверхности пустыни. Даже птицы не осмеливаются пролетать над этими местами днем, во время царствования светила-Ра. Каждому существу, дерзнувшему в этот час отправиться в путь через пустыню, уготована смерть.
Сегодняшний день был особенно знойный. Чувствовалось приближение урагана пустыни – тифона. Все живое, и без того измученное жарой, и вовсе переставало двигаться. Одни только крестьяне, преодолевая изнеможение, продолжали работать до тех пор, пока это было возможным. Они то и дело поглядывали по сторонам, чтобы не пропустить начало урагана и успеть вовремя укрыться от него. В такие дни дорога была каждая минута.
Молодой крестьянин распрямил одеревеневшую от работы спину и в очередной раз огляделся, не покажется ли вдалеке песчаное облако, зловещий признак надвигающейся беды. От усталости рябило в глазах, и потому он не сразу признал в далекой черной точке, затерявшейся на слепящей глади песков, человеческую фигуру. Немного передохнув, он вновь взялся за кетмень, и тут его взгляд опять упал на фигурку одинокого путника. Крестьянин приложил к бровям ладонь и из-под нее всмотрелся в слепящее песчаное пространство. Зорким взглядом он угадал в этой точке медленно приближающуюся женщину в черном. Какой сумасшедшей вздумалось брести пешком через пустыню?! Может, уличенная в неверности жена бежала от гнева мужа?
Размышляя таким образом, крестьянин возобновил работу, потому что отвлекаться было некогда, воздух становился все горячей и все ближе надвигался знойный смерч. Тем временем черная точка росла и подвигалась прямиком к оазису. Это и неудивительно – любое существо, застигнутое солнцем среди песков, стремилось скрыться от беспощадных лучей в тени жидкой зелени, чтобы забыться в мнимой прохладе после перенесенного ада. Чахлая растительность, кружевная тень пальм и отравленная содой влага на мертвом черепе песков казались неземным блаженством, почти мечтой. Но не для тех, кто здесь трудился, убивая себя.
Крестьянин всего несколько раз ударил кетменем по раскисшей почве, когда ему почудился тихий женский голос: