– Насколько я понял, теперь для него существует только одна любовь – к богам. Он так ревностен, что моим жрецам пришло в голову сделать из него себе подобного. – Фараон начинал вскипать.

Царица нежно коснулась щекой его ступни:

– Успокойся, божественный! Он еще очень молод, чтобы мыслить самостоятельно, а правила, внушаемые ему в храме, для него пока единственный закон, которому он следует.

– Ему уже шестнадцать! – продолжал горячиться фараон. – А сколько ему будет, когда он станет жрецом? И кому я передам Египет? – Амонхотеп в ярости вскочил с трона и резко обернулся к царице. – Кто сменит меня?

– О, божественный супруг… – начала царица.

Но он перебил ее:

– Мне известны планы этих служителей бога! Они на протяжении долгих лет рвутся к власти. Жрецы всегда хотели диктовать Египту свою политику и даже смеют навязывать фараону собственные пожелания, кого бы они хотели видеть на троне его могущественного государства. Я чувствую, они подбираются все ближе, сжимая меня кольцами, как змея, и вот-вот возьмут за горло… – он прошел к трону и устало опустился на него. – Боюсь, мой наследник утерян для Египта навсегда.

– Почему? – царица испуганно взглянула на него.

– Он станет не властителем, а жалким исполнителем воли жрецов, – через силу проговорил фараон. – Он уже сейчас – их раб!

– Успокойся, божественный! – царица кошкой ластилась к ногам повелителя. – Неужели ты думаешь, Амонхотеп позволит, чтобы им кто-то повелевал?

Ее руки продвигались вверх по ногам супруга, каждое движение выдавало желание, страсть изголодавшейся по ласкам женщины. Но фараон, поглощенный ходом своих мыслей, этого не замечал.

– Я ничего не знаю, – казалось, владыка говорит сам с собой. – Я никогда не понимал и не любил его. Но он всегда был умен. И только это заставило меня объявить наследником его.

– Амонхотеп – единственный из твоих детей, действительно достойный этого! – царица улыбнулась, приподнимаясь на колени и глядя в глаза мужу; ее рот был полуоткрыт, а дыхание участилось.

– Я собирался объявить наследником старшего сына, но боги призвали его к себе раньше, чем я успел это сделать, – не замечая нежности царицы, продолжал фараон. – Да, у меня много женщин, еще больше – детей, но никто из них не может претендовать на трон.

– Что ж, – невинно вздохнула царица, вплотную приближаясь к лицу властелина Египта. – Двадцать пять лет твоего мудрого царствования ты плохо заботился о наследнике.

Эти слова пощечиной ударили фараона.

Он с трудом выдержал паузу, после чего медленно отстранил от себя царицу и угрожающе произнес:

– Как ты, моя супруга, осмелилась вымолвить эти слова? – взгляд его горел яростью. – Разве я обижал тебя или забывал о тебе хоть на миг? Все эти годы в сердце моем не было другой женщины.

– Почему же ты не приходишь ко мне? – царица потупилась, ее руки скользнули по коленям фараона. – Я живу одной надеждой на встречу.

Но он оставил ее жест без внимания.