– Фараон Амонхотеп III перешел в мир богов, чтобы пребывать среди них вечно! – вещал верховный в сумраке ипет-исутского храма Амона-Ра, где в этот час собрались все жрецы города Уасета; узкий проблеск солнечных лучей попадал в помещение через отверстие в потолке, окружая фигуру верховного таинственным облачком сияющих пылинок. – Мы, жрецы могущественного Амона-Ра, должны теперь же решить, кто станет нашим повелителем.

– Наследник определен фараоном! – раздалось из темноты. – Тот, кому полагается заступить на трон египетский.

– Кто? – прогремел голос верховного. – Презренный Рабсун, сын хеттчанки? Той самой, что заняла место рядом с фараоном после изгнания им первой и законной супруги?

– Верховный жрец сошел с ума, – зашептали справа. – Он навлечет на нас невиданные бедствия.

– Я только помогаю восстановить справедливость! – громовым басом изрек верховный. – Малолетний сын хеттской царевны не смеет называться наследником Амонхотепа, пока существует истинный фараон. Он должен принять власть и по праву первородства, и по закону, нарушенному его отцом, который тем самым мы восстановим во имя Амона-Ра! Мать подлинного наследника, митаннийская принцесса, так и не дала развода своему супругу. Он же, в свою очередь, не спросив совета у бога и у нас, взял себе дочь властителя хеттов. Амонхотеп отверг старшего сына, носящего одно с ним имя. Он хотел избавиться от влияния Амона-Ра, потому что боялся, что его сын, много лет прослуживший в храме, будет и впредь пользоваться мудростью жрецов, передающих древние знания только великим властителям. Фараон нарушил законы и традиции. Он отдалился от отца своего, Амона-Ра. Он не хотел возводить на трон того, кто посвящен в самые сокровенные наши тайны.

– Верховный жрец забывает, что каждый фараон проходит обязательный обряд посвящения…

Быстро обернувшись в сторону говорившего, верховный служитель процедил:

– Этот фараон будет фараоном жрецов. Он принадлежит нам. Он провел среди нас слишком долгий срок и жизнь народа вряд ли когда-нибудь пробудит в нем интерес. Страной будем править мы, достойные и мудрые хранители традиций и знаний. Не к этому ли стремилось жречество на протяжении двадцати веков?

Со всех сторон послышалось нерешительное бормотание:

– Не будет ли возмущения среди номовой аристократии?

– Как отнесется народ к смене наследника, объявленного Египту покойным фараоном?

– Да, за десять лет народ привык считать наследником сына хеттчанки. Как же быть?

Верховный подождал, пока гомон немного утихнет и, дерзко глядя в разверзающуюся перед ним темноту, произнес:

– Народ подобен волу, на которого надевают ярмо. Всякий вол стремится к одному: меньше работать и больше поглощать травы. А до того, какое на нем ярмо: простое или изукрашенное драгоценностями, ему дела нет.

Его слова вызвали замешательство среди жрецов, и только спустя некоторое время раздались несмелые голоса:

– Верно говорит верховный жрец.

– Он прав.

– Боги на нашей стороне…

– Что скажете, мудрые мужи? – наконец спросил верховный.

– Ты прав, ты прав, мудрейший, – заговорили жрецы. – Нам не нужен мальчишка. Пора восстановить права жречества.