- А-а, - внезапно произнёс человек, не поворачиваясь, - господин Скуле.

    - Откуда вы знаете? - опешил Эриксон. - Вы же не видите меня.

    - А у меня третий глаз в затылке.

    Эриксон прищурился, присмотрелся и даже чуть наклонился вперёд, чтобы рассмотреть в полумраке комнаты затылок хозяина. Тот тихонько рассмеялся.

    - Вы что, господин Скуле, и в самом деле подумали? - сказал он сквозь смех. - Просто вы не обратили внимания, а у меня на подоконнике стоит зеркало. Оно и есть мой третий глаз, хе-хе.

    - У вас было не заперто, я...

    - А у меня всегда не заперто, - хозяин развернулся на своей коляске, и Эриксон получил возможность рассмотреть его. - Что там за шум был на лестнице? Кажется, я слышал голос бедняги Пратке.

    - У него был припадок, - кивнул Эриксон.

    Сидящий в кресле человек был худ, немного бледен, остроносое некрасивое лицо его облагораживали аккуратная бородка с проседью и усы. В глазах читался спокойный проницательный ум, а на лице, когда он говорил, нельзя было прочитать ничего - оно хранило постоянное выражение задумчивой созерцательности. Было ему лет шестьдесят на вид, но может быть и меньше, если согласиться, что борода и усы немного старят мужчину.

    Эриксон сразу почувствовал невольное расположение к этому человеку. Он чем-то неуловимо напоминал его отца - то ли спокойным мудрым взглядом, то ли тонкими руками с длинными пальцами и хорошо ухоженными ногтями.

    - Припадок... - задумчиво повторил хозяин. - Вы били его...

    - А? - вздрогнул Эриксон от выражения, каким была произнесена эта фраза. - Д-да... но... но я защищался. Он напал на меня и... Не знаю, что со мной случилось...

    - Не надо его бить, господин Скуле, - не дослушал хозяин. - Вы же знаете, это не поможет. Ещё ни один душевно больной человек не излечился от побоев. Хорошо?

    - Да, - кивнул Эриксон.

    - Вот и ладно, - хозяин бесшумно подъехал поближе, остановился в шаге напротив. - Извините, что не предлагаю вам присесть, - развёл он руками, - но вы сами видите, что такое предложение не имело бы смысла. У меня остались только кровать и книги. Ах, да, ещё чайник на кухне и моё одиночество. Я, господин Скуле, живу отшельником и аскетом.

    - Простите, что нарушил ваше уединение, - улыбнулся Эриксон.

    - Напротив, я рад, что вы заглянули. Я ведь давно уже ни с кем практически не общаюсь. А с вами - так и вообще, кажется, ни разу не разговаривал.

    - Ни разу, - подтвердил Эриксон.

    - Ну вот, - кивнул его собеседник, - я и говорю. Кстати, вы, наверное, не знаете - меня зовут Габриэль Клоппеншульц. Философ на пенсии. Личность тёмная, - улыбнулся он, - и в этом доме совсем не такая известная, как вы или Пратке.

    - Я?