— Будьте любезны убрать свои беспринципные руки от моей кузины, — заявила Эллен, выходя в коридор.

Поппи отпустила меня и вихрем обернулась на голос Эллен.

— Вы, должно быть, Эллен Келли.

— Эллен Картер, — поправила Эллен и скрестила руки на груди.

— Точно. — Поппи достала из сумки блокнот, что-то в нем пометила. — Я Поппи Парнелл. Веду подкаст под названием «Пересмотр дела». Может, слышали?

Она выжидательно глянула на Эллен, но та смотрела на журналистку совершенно равнодушно.

Я воспользовалась ситуацией и исчезла в толпе. Эллен сумеет выстоять против Поппи.

Наконец мы пожали последнюю руку и приняли последнее объятие; в зале остались лишь родственники. Питер пошел договариваться от имени тети о кремации и похоронах, его дочери засеменили следом — головы втянуты в плечи, пальцы порхают по экранам телефонов. Тетя тихонько попрощалась с семьей моей сестры, и мы с Эллен, совершенно измученные, опустились на высокие стулья с прямыми спинками. Я бездумно смотрела перед собой и удивлялась — церемония прощания настолько истощила мои чувства, что вид гроба перестал нервировать.

— Ты как? — Эллен погладила меня по колену. Замерла, нахмурилась. — Ты, кажется, не все побрила, пропустила тут.

Я смахнула ее руку.

— Спасибо, Эллен. Я в норме.

Краем глаза я наблюдала за тем, как зал покидает Лани со своей семьей. Сердце чуть кольнуло: перед уходом сестра даже не посмотрела в мою сторону. Хотя стоит ли расстраиваться? Я бы не ответила на улыбку, даже если бы мне ее послали.

— Ну вот и все. — Тетя А. упала на стул рядом с Эллен. — Просто нет слов — я наконец вновь в одной комнате с твоей мамой, но при таких обстоятельствах…

Глаза защипало от слез — значит, не все еще выплакано. Я их вытерла, отвернувшись, и увидела застывшую в дверях фигуру. Невольно ахнула.

— Ни стыда ни совести, — прошипела тетя.

Мелани Кейв надела темно-бордовое платье — достаточно темное для сходства с черным, но слишком красное для данного случая. За десять лет она заметно увяла. Некогда подтянутая, с молодой и гладкой кожей, теперь она раздалась в талии, лицо оплыло. Мелани еще сохранила красивую осанку и элегантность, но обольстительность утратила.

Мы втроем сидели, как пресловутые кролики перед удавом, пока Мелани шла по пустому залу; путь в двадцать футов от двери до наших стульев занял вечность. Мелани остановилась напротив тети, наклонилась, чтобы взять ее за руки; в вырезе платья открылась ложбинка между грудей, испещренная веснушками.

— Амелия… — Голос Мелани казался более скрипучим, чем в подкасте. — Я…

— Убирайся, — рыкнула тетя.

Накрашенные губы Мелани приоткрылись, готовые произнести что-то еще, но тут ее взгляд замер на мне. Она выпрямилась и холодно проговорила: