– А чего это вам от Фаины Александровны надо? А?! – пошла в атаку дама, видимо обидевшись на меня за музейного электрика.

– Задать пару уточняющих вопросов. Могу показать удостоверение, – с этими словами я полезла в сумку, чтобы найти журналистские корочки.

Но билетерша поняла мои слова по-своему.

– Так бы сразу и сказали, что из органов, – недовольно фыркнула она и добавила: – А хранительницы сегодня нету.

– Она уже уехала? – спросила я, подумав, что не везет мне сегодня на начальство – и на свое, и на чужое. Оно от меня так и норовит удрать.

– Увезли, – припечатала дама и присовокупила: – На скорой из дома. Сын позвонил, сказал, что утром к матери заехал, а той плохо. Довели Фаину Александровну с этим пожаром…

Дама еще что-то говорила, а я вспоминала подслушанный накануне разговор. Во время него хранительница музея не выглядела больной. Да и вообще она мне показалось той, кто сама способна довести до нервного срыва, а то и могилы, но никак не наоборот.

Под ложечкой засосало от какого-то смутного предчувствия. Я была убеждена, что наш мир – кружево, сотканное из миллиардов судеб. Те связаны друг с другом. Порой – в тугие узелки, иногда – в воздушные петли, или вовсе это лишь мимолетные пересечения. И в этом рукоделии вселенского размаха предчувствие есть не что иное, как напряжение этих нитей.

Жаль, что я не могла предугадать, на что в этот раз сработала моя интуиция. На обрыв? Затяжку? Или на грязное пятно, портящее вид ажура? Эх… Если бы можно было влиять на все эти колебания… Тогда итог расследования был бы предсказуем и неотвратим. Как линейная алгебра в средней школе.

Но увы… В реальности возможны варианты: страшная тайна может с одинаковой вероятностью как вскрыться, так и уйти в могилу или… стать неврозом. Меня бы больше всего устроил первый вариант, поэтому я задала еще один вопрос:

– А в какую больницу увезли Фаину Александровну?

– Во вторую, что на Садовой, – отозвалась дама и осуждающе продолжила: – Но беспокоить больную – это кощунственно. Вы лучше к Ирочке обратитесь. Она в курсе всего и ответит на ваши вопросы.

– А Ирочка – это кто? – приподняв бровь, спросила я.

– Реставратор, – сухо ответила билетерша и, похоже, что-то такое увидев на моем лице (хотя, скорее, домыслив в воображении) и словно желая защитить неизвестную мне Ирину, выдохнула: – У нее просто золотые руки. Даже с самым сложным восстановлением справятся.

Я поднапрягла память, припомнив милую брюнетку в больших очках, которую увидела во время пожара. Она тогда еще выглядела, как вчерашняя школьница.

При второй встрече она показалась мне старше. То ли дело было в заляпанных краской фартуке и косынке, то ли в усталом взгляде… Одним словом, сегодня Ирина выглядела как человек того возраста, в котором уже сложно понять, что у тебя упало: самооценка, сахар или серотонин.

Узнав, что я заглянула к ней задать пару вопросов, реставратор со стуком поставила на стол небольшую бутылку из темного стекла, которую держала в руках, и произнесла:

– Следователи уже заходили ко мне вчера. Я им все рассказала.

Я бросила взгляд на сжатые кулаки девушки, на то, как она вся словно подобралась, ощетинилась, и поняла: оперативнику она ничего не скажет. Хорошо, что я им и не была.

– Да я, собственно, и не из полиции, чтобы сыском заниматься, – отозвалась миролюбиво и отметила, как опустились плечи у Ирины, а пальцы разжались. Хм… Интересненько: у нее в принципе на дознавателей аллергия или она не любит их только в последнее время? – Я из пресс-центра МЧС. Мне нужно написать небольшой обзор со слов очевидцев о случившемся. Формально, для галочки…