От последних я постаралась отгородиться воблообразной леди. Она, как выяснилось, являлась хранителем музея и отвечала за безопасность, целостность, невредимость и прочую «-ость» экспонатов.
Это во многом и объясняло наличие в данный момент «-ости» у самой дамы. Если точнее, то нервозности.
Так что, когда в здание разрешили войти следователям и понадобились понятые, неудивительно, что эта дама ринулась в добровольцы. А я за ней! Меня подгоняло желание наконец воссоединиться со своим мобильным. И профессиональное любопытство тут было абсолютно ни при чем! Вот совершенно! И посмотреть на то, что там еще не выгорело, вовсе не хотелось. Ну… почти. Хотя… Кого я пыталась обмануть? Журналистов редко пускали за баррикадную ленту.
Проторчали мы на улице изрядно. Так что, когда я все же очутилась внутри, в черные остовы рам заглядывали лучи розовевшего заката.
Все оказалось не так ужасно, как представлялось снаружи. Ни хранилище, ни выставочные залы не пострадали.
А вот только что отремонтированное восточное крыло – да. Но больше всех досталось реставрационной. Похоже, отсюда и полыхнуло… Это же сказал одному из следователей эксперт. Ну как сказал… Вполголоса… Точнее, тихо. Почти шепотом. На ухо. Я просто была рядом и подслушив… искала Воронова. Просто делала это там, где мне было удобно, а не там, где он обретался.
Жаль только, что узнать удалось немного. Нас позвали, чтобы засвидетельствовать останки, в смысле остатки, картины. На столе лежал ее обгоревший подрамник с уцелевшим каким-то чудом краем холста. По нему-то Амалия Арнольдовна – а именно так звали скелетоподобную леди – опознала картину Лакронова… В общем, от «Весточки» остались одни известия. Печальные. В формате некролога.
Во всяком случае убивалась хранительница по полотну сильнее, чем иная жена по покойному супругу. Страдала она вдохновенно, я бы сказала – ритуально. В лучших традициях плакальщиц. Не знаю, что меня царапнуло в этой сцене, но мысленную пометку выяснить стоимость картины я себе сделала. А то история знавала случаи, когда страховали на баснословные суммы, а потом…
Я буквально почувствовала, как зудят кончики пальцев в предвкушении нового журналистского расследования.
И тут в реставрационную заглянул один пожарный. Из знакомого в нем были только брови холодного серого оттенка и глаза. Остальное все оказалось в саже, но мне и этого хватило, чтобы узнать птичку, на которую я охотилась. Ворон!
– Так вот ты где! – тоном «попался!» возвестила я и собралась на абордаж… В смысле наконец подойти и забрать свое у этого любителя припиратить чужое.
Пожарный, увидев меня, кашлянул, а затем с непроницаемым выражением лица поинтересовался:
– Ты за мной и в огонь, и в воду пойдешь, чтобы договорить, что еще не сказала?!
Я, уже успевшая сделать пару шагов, замерла на месте, не дойдя до этого неандертальца несколько метров. Я что, похожа на истеричную дамочку, которая, пока не дозакатит скандал, не успокоится? Немыслимо подумать такое! Только если…
– Ты что, даже не заметил, что своровал мой телефон? – выдохнула я потрясенно.
– Вот нынче пожарные пошли! – тут же каркнула из-за спины хранительница музея. Ее голос, чуть скрипучий, как у желны, я узнала, не оборачиваясь. – Мало того, что свою работу не выполняют как следует, так еще и у воров ее отнимают!
И она начала возмущаться уже в целом нерасторопностью спасателей, жмотистостью министерства культуры, падением нравов, ростом инфляции и глобальным потеплением. Видимо, в возгорании было виновато именно оно. Не иначе…
Но Ворон не обращал на слова дамы никого внимания. Все оно оказалось обращено внутрь: мужик проходил стадии принятия ситуации от «Да какого фига?» до «Что, правда?! Офигеть!». К чести блондинчика, это заняло у него всего пару секунд. А затем мужская рука, кажется, даже без воли хозяина потянулась к нагрудному карману куртки и достала оттуда… два мобильных!
Ворон… Хотя какой он ворон? Дятел! Уставился на телефоны в своей руке, словно впервые увидел. Я же не стала медлить. Стремительно преодолела разделявшие нас пару метров и выхватила смартфон.
И только хотела эффектно повернуться и отчалить обратно к следователю и почти догоревшей «Весточке», как меня остановила одна маленькая досадная деталь.