Мыльников понимающе кивнул. С каким же благоговением этот заброшенный в чужие края русский человек коснулся боевой награды!

Николай Прибура наконец перевел взгляд с медали на лицо Мыльникова, заметил сдержанную, добрую улыбку. И, неожиданно обхватив его за плечи, заплакал.

Для Мыльникова и его товарищей это было самым верным свидетельством, что встретили они своего, истинно советского человека.

Жили тут партизаны в землянках, замаскированных так искусно, что десантники обнаруживали их только по голосам, раздававшимся в кустарниках, или в нагромождениях бурелома.

Командир привел гостей в большой буковый сруб, наполовину вкопанный в землю.

В этом довольно уютном жилье буквой П стояли три низких топчана. На них — ветки и сено. А посередине пень, заменявший стол. Справа, у самого входа — шкодовский станковый пулемет. Возле него — юноша в форме словацкого летчика — дежурный.

Перед командиром он вытянулся в струнку, щелкнул каблуками, но не проронил ни слова.

— Можешь на час уйти, Яно, — распорядился Владо.

Часовой четко повернулся и вышел.

— Что он такой молчаливый? — удивился Мыльников.

— Гестаповцы отрезали ему язык, — глухо ответил командир. — Он решил бежать в СССР. Пробрался на аэродром и угнал самолет. Но в воздухе его подбили. Мы видели, как он выпрыгнул с парашютом, и нашли еле живого. Много крови потерял… Когда пришел в себя, большого труда стоило удержать его от новой попытки снова угнать самолет.

— Как же вы его убедили остаться? — заинтересовался Мыльников.

— Дали прочитать обращение словацких коммунистов к народу.

— А что это за обращение? Нельзя ли нам с ним познакомиться?

— Можно. Только сначала поедим, — сказал Владо, приглашая садиться.

— Да-а, вот какие дела тут творятся, — задумчиво сказал Мыльников. — Мы летели в тыл врага, а попали к своим.

— Тут, знаете, уже сколько партизанских отрядов! — воскликнул Николай Прибура. — Люди готовятся, ждут. Все мы ждем! — Он повел рукой вокруг себя. — Если б не опасение, что немцы в любой час могут оккупировать страну, давно уж восстание вспыхнуло бы.

Мыльников подивился зрелости суждений этого парнишки, которому еще бы в бабки играть, если бы не война.

Вошел Пишта с котелками, из которых валил пар и вкусно пахло. Он поставил их. Не прикасаясь к еде, попросил сначала дать ему воззвание.

Владо достал из планшетки большую серую бумагу, развернул ее и положил на столе.