Дело Ху Фэна имело для страны гораздо более глубокие последствия, чем партия осмеливались признать, когда давала ему отпор. Поднятые им проблемы остались и вновь обострились в последующие годы. Должна ли была партия действовать в отношении надстроечных категорий (книги и идеи) так же, как она действовала, когда дело касалось управления экономическим базисом (земля и труд)? Следовало ли относиться к одарённым писателям — даже убеждённым сторонникам старого режима — как к богатым помещикам, именуемым «классовыми врагами» и подавляемым? Было ли руководство Мао настолько тоталитарным, чтобы отрицать за писателями право воздействовать на умы и проповедовать идеи, которые они считают верными? Или же литературная нива должна быть, подобно пахотной земле, раздроблена на участки, передаваемые рабочим, крестьянам и солдатам для возделывания и выращивания идей по собственному усмотрению (если только идеи вообще можно выращивать)?
В январе 1955 года началось полное разоблачение Ху Фэна, олицетворявшего китайские представления о честности художника и имевшего последователей в Советском Союзе и Восточной Европе[289]. Ряд крупных писателей, ставших известными ещё до Освобождения, в том числе Ба Цзинь, Лао Шэ, Ай Цин и Го Можо, выступили по указанию партии против своего недавнего товарища по перу Ху Фэна, опубликовав порочащие его письма и статьи в «Жэньминь жибао». Впрочем, выдвинутое против него обвинение в «контрреволюционности» выглядело чрезмерным, поскольку не было никаких доказательств того, что он отвергал марксизм в принципе или стремился к свержению режима. По настоянию партии Ху Фэн в мае 1955 года опубликовал самокритичное заявление, затем отвергнутое. В следующем месяце «Жэньминь жибао» и другие газеты опубликовали перехваченную частную переписку Ху Фэна с друзьями, сопроводив её официальными критическими комментариями. Последующая чистка, которой подверглись интеллигенты, проявлявшие подобную независимость мысли, получила название «кампании террора»[290].
Рассказывая об унизительных преследованиях, которым подвергались известные литераторы — кумиры её юности,— Цзян Цин сохраняла идеологически ортодоксальный стиль, лишённый человечности или философского смысла. Хотя она и не сказала этого прямо, главное состояло в том, что Цзян Цин и Мао заботило лишь стремление сохранить власть. Сказала же она, что попытка литераторов дискредитировать руководство Председателя в области литературы и искусства совпала с упорным сопротивлением просоветски настроенных вельмож — Гао Гана и Жао Шуши — и ухудшением отношений с Советским Союзом.
Конфликт с Советами она рассматривала не столько в политическом плане (в 1954—1955 годах она была отстранена от политической деятельности), сколько критикуя нарушения русскими протокола и мелкие столкновения между руководящими деятелями. Достаточно наговорившись на эту тему, она довольно подробно рассказала о визитах русских руководителей в Китай, совершавшихся по различным поводам и становившихся всё менее дружественными и плодотворными.
Как отметила Цзян Цин, в Китай трижды приезжал Хрущёв (который никогда не принимал её в своей стране). Первый визит, с 29 сентября до 2 октября 1954 года, был совершён в связи с празднованием пятой годовщины создания КНР. По какому поводу состоялся второй визит Хрущева, с 30 июля по 3 августа 1958 года, она не могла вспомнить. Официальным предлогом последнего визита, с 30 сентября по 4 октября 1959 года, было участие в праздновании десятой годовщины КНР. Этот визит был неудачным.
Цзян Цин столкнулась с Хрущёвым лишь однажды — в 1954 году; во время второго и третьего визитов она не видела его, так как была больна. Она вспоминает, как стояла среди китайских руководителей на трибуне на площади Тяньаньмэнь во время военного парада, демонстрации и праздничного фейерверка в честь пятой годовщины государства. Чжоу Эньлай, всегда строго соблюдавший приличия, сказал Цзян Цин, что надо познакомить её с Хрущёвым. Услышав это, Председатель Мао поднялся, подошёл к Цзян Цин (они почти никогда не появлялись вместе во время официальных церемоний) и быстро увел её с трибуны[291]. В одной из аллей сбоку от трибуны они вместе любовались праздничным фейерверком вдали от посторонних глаз. Она с теплотой вспоминает об этом до сих пор.
Как объяснила Цзян Цин, этот жест Мао имел важный смысл. Решение Председателя не знакомить её с Хрущевым свидетельствовало о том, что уже в начале 1954 года он с презрением относился к последнему из-за его грубости по отношению к китайцам. Они оба знали, что за спиной Хрущёв высмеивает их, называя их партию «патриотической» и «детской». В сентябре 1959 года Хрущев совершил поездку в США, где побывал на сессии ООН. Во время официального заседания он снял ботинок и устроил вульгарную сцену. Затем он приехал в Китай и стал рисоваться подобным же образом. На банкете в его честь он назвал китайцев «драчливыми петухами». Он позволял себе и другие немыслимые выходки, по которым больше всего и запомнился китайцам.
Осенью 1954 года, когда Цзян Цин медленно поправлялась, произошли важные изменения в составе китайского руководства. На первой сессии Всекитайского собрания народных представителей 15 сентября 1954 года Председатель Мао выступил с речью, в которой заявил, что руководящей силой государства является КПК, а его теоретической основой — марксизм-ленинизм. На этой сессии его избрали Председателем КНР (была также принята первая Конституция КНР).
Прошло пять лет после принятия закона об аграрной реформе 1950 года, и Председатель вновь обратился к важнейшим проблемам деревни. Он полагал, что назрело время для введения нового типа организации сельскохозяйственного производства — кооперативного. Тем летом он выступил инициатором кампании по убеждению крестьян в необходимости перехода от полусоциалистических к социалистическим кооперативам, где доход каждого члена будет определяться только по его труду. Чтобы поднять энтузиазм масс и мобилизовать их на осуществление нового крутого перелома, прежде всего нужно было проинструктировать местных руководителей относительно порядка проведения этой реформы. 31 июля 1955 года Мао выступил на совещании секретарей провинциальных, городских и районных партийных комитетов с разъяснением сложных проблем, связанных с организацией таких кооперативов. На этом совещании Мао Цзэдуну противостояла оппозиция, названная им правым оппортунизмом. Её возглавлял Лю Шаоци. Противоречия по данному вопросу между Мао и Лю Шаоци и его сторонниками имели далеко идущие последствия[292].
Чтобы привлечь народ на свою сторону в вопросе о кооперативном движении в деревне, Мао Цзэдун в сентябре 1955 года[293] приступил к подготовке книги «Социалистический подъём в китайской деревне»[294]. Он написал предисловие и комментарии к более чем ста статьям, собранным в этом трёхтомном издании. Статьи были написаны разными людьми, проживавшими во всех районах страны и принимавшими участие в кооперативном движении на различных его этапах. Это движение набирало темпы. Участникам 4‑го расширенного пленума ЦК КПК седьмого созыва (4—11 октября 1955 года) были розданы копии этих статей (представители провинциальных, городских и районных партийных комитетов получили их ранее). Председатель Мао потребовал высказать по ним замечания, а также обеспечить поступление новых статей.
Получив все замечания и новые статьи, Мао Цзэдун переделал в конце декабря предисловие, придав ему окончательную форму. По его словам, ему особенно нравилась основная статья сборника «Партийный секретарь осуществляет руководство, а все члены партии помогают ему проводить коллективизацию». В предисловии он высоко отозвался о кооперативе Ван Гофань, в прошлом «нищенском», в уезде Цунь Хуа провинции Хэбэй за умеренность, проявленную при его организации, и за успехи в сельскохозяйственном производстве, достигнутые в течение трёхлетнего периода.
Сборник «Социалистический подъём в китайской деревне» вышел в свет в критический период для китайского руководства и планирования экономики; его следует рассматривать как свидетельство того, что в стране происходит «борьба между двумя линиями».
Что побудило Председателя составить такой сборник? Как объяснила Цзян Цин, заговорщическая деятельность Гао Гана и Жао Шуши, разоблачённых в феврале 1954 года. Но Гао Ган и Жао Шуши не были одинокими. Их поддерживали советские ревизионисты, являвшиеся, по существу, их сообщниками. Одни сторонники Гао Гана и Жао Шуши выступали открыто, другие действовали тайком, скрываясь в тылу. Мечтой Гао Гана было стать председателем совета министров — «института советского типа»[295].
25 января 1956 года на заседании Государственного административного совета Председатель Мао изложил программу развития национального сельскохозяйственного производства на 1956—1957 годы, состоявшую из 14 пунктов. 5 апреля 1956 года в газете «Жэньминь жибао» была напечатана передовая статья «Об историческом опыте диктатуры пролетариата», а 29 декабря — другая статья под тем же заголовком. Обе они хорошо известны, сказала Цзян Цин[296]. На расширенном заседании Политбюро ЦК КПК (между 25 и 28 апреля 1958 года) Председатель Мао выступил с речью «О десяти великих взаимоотношениях», лежащих в основе руководства Китаем[297].
В 1956 году совершенно неожиданно культурная жизнь в Китае, которую пекинские лидеры стремились контролировать одни, оказалась под угрозой внешнего воздействия. В самом деле, разве вести об антипартийных выступлениях интеллигентов стран Восточной Европы не способны были подорвать главенство КПК? Чтобы ликвидировать возникшую опасность, Председатель Мао созвал совещание Государственного административного совета (2 мая 1956 года), издавшего директиву под названием «Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто научных школ» (что означало призыв к открытому высказыванию мыслей, в том числе к свободной критике партии). На Ⅷ съезде КПК, происходившем с 15 по 27 сентября в Пекине, Мао Цзэдун во вступительной речи дал установку — развернуть широкую кампанию на основе директивы о «ста цветах»[298]. После этого, сказала Цзян Цин, «классовые враги внутри страны начали вторить советским ревизионистам». События 1956 года в Польше и Венгрии вдохновили классовых врагов в Китае на распространение всякого рода западных ошибочных представлений и контрреволюционных высказываний[299]. Всё это можно найти в очерках, новеллах и других литературных произведениях, публиковавшихся в большом количестве в течение года, когда проводилась кампания «ста цветов». К числу наиболее вредных произведений относились: очерк Цинь Чаояна «Реализм — широкий путь» и рассказ Ван Мэна «Молодой новичок в организационном отделе»[300]. Зимой 1956 года была опубликована статья Чжун Дяньфэя «Гонги и барабаны в кинопромышленности» (в статье говорилось о нерентабельности социалистических кинофильмов; она была опубликована под псевдонимом Чжу Чжучжу и вызвала резкую реакцию[301]). Затем в феврале 1957 года знаменитый социолог Фэй Сяотун опубликовал очерк «Ранняя весна интеллигентов»[302].
В этих и других злобных публикациях «в марте 1957 года было развернуто ожесточённое наступление на партию по всем направлениям». Плакаты с нападками интеллигентов можно было видеть во всех городах. Председатель Мао дал обобщённый ответ в речи «К вопросу о правильном разрешении противоречий внутри народа», произнесённой на заседании Государственного административного совета. Эта речь была опубликована в виде статьи под тем же заголовком 18 июня 1957 года. Её целью было дать острый классовый анализ возникших проблем и подготовить кампанию по исправлению интеллигентов, развернувших в последние месяцы буржуазное сопротивление социализму и диктатуре пролетариата.
12 марта 1957 года Председатель Мао выступил с речью на Всекитайском совещании пропагандистов. Позднее эта речь была опубликована в виде брошюры. После того как буржуазные правые деятели развернули своё предательское наступление на партию, ЦК КПК 27 апреля 1957 года официально объявил об исправительной (антиправой) кампании против них. В мае Председатель Мао издал директиву «Положение вещей меняется». В речи от 8 июня он поставил вопрос о будущем «социалистическом воспитании». В тот день (8 июня), а также 10 июня «Жэньминь жибао» опубликовала передовые статьи Мао Цзэдуна под заголовком «Для чего это?». Этими передовыми статьями было начато контрнаступление против правых. За ними последовала ещё одна статья Мао Цзэдуна, «Положение вещей обостряется», после которой контрнаступление развернулось по всей стране.
Кампанию по исправлению следует также рассматривать в свете международной обстановки, продолжала Цзян Цин с явным возбуждением. Её причины порождены не только положением в Китае, но и событиями в Польше и Венгрии, потрясшими социалистический мир годом раньше. Связь между кампанией по исправлению и событиями в Польше и Венгрии[303] разъяснил премьер-министр Чжоу Эньлай в докладе на четвёртой сессии Всекитайского собрания народных представителей 26 июня. Он опроверг бесстыдные ошибочные утверждения некоторых иностранных социалистических партий, использовавшиеся взбунтовавшимися интеллигентами для подрыва авторитета партии. Затем последовало осуждение враждебных групп
После того как худшее осталось позади, Цзян Цин и Председатель Мао поехали в Нанкин для проведения совещаний. Но середина лета была такой жаркой, что они вскоре уехали оттуда, направившись на север, в Циндао. Но и там климат оказался тяжёлым. Все, в том числе и Цзян Цин, простудились. Обеспокоенный её здоровьем, Председатель настоял на её возвращении в Пекин, что она и сделала.
Перед отъездом из Циндао Мао Цзэдун дал оценку пoложения летом 1957 года, обосновав кампанию против правых и наметив пути для её превращения в национальное движение. Задачу в этой кампании (Цзян Цин назвала её «кампанией по социалистическому воспитанию») 8 августа сформулировал ЦК КПК. Через пять дней эта кампания наряду с кампанией по исправлению была развёрнута по всей стране.