Проведя несколько дней в Линьцине, куда Цзян Цин послала его, Юань Шуйбо сообщил по телефону, что не выявил ничего нового относительно связей У Сюня с классом помещиков. Разочарованная, она потребовала удвоить усилия, а затем на короткое время присоединилась к нему в Линьцине. По-прежнему под именем Ли Цзинь (эта маскировка тщательно соблюдалась) Цзян Цин прочитала несколько лекций членам городского и районного парткомов. Со всей убедительностью, на какую она была способна, она говорила о возможных ужасных последствиях распространения «духа У Сюня». Взволнованные и, возможно, напуганные этими словами, слушатели выразили горячее желание помочь и поддержать её в исследованиях исторической обстановки того периода.
Дав указания Чжун Дяньфэю и Юань Шуйбо оставаться в Линьцине, она уехала в соседний уезд Гуань, где несколько недель изучала определённые аспекты жизни У Сюня.
Исследования продолжались всё лето вплоть до осени. Находясь столь долгое время в условиях без удобств, ставших привычными, Цзян Цин подорвала своё и без того слабое здоровье. Периодически возникали приступы головокружения, но это отнюдь не ослабляло её решимости продолжать работу.
Однажды Юань Шуйбо сообщил по телефону из Линьпина, что обнаружил земельнорегистрационную книгу, в которой У Сюнь числился как землевладелец. Охваченная желанием найти вещественные доказательства того, что У Сюнь был помещиком, Цзян Цин велела немедленно привезти эту книгу в Гуань. Они сфотографировали книгу и послали одну копию историку Го Можо, следившему за их исследованием из Пекина[272].
Собрав данные о том, в какой обстановке протекала жизнь У Сюня, Цзян Цин поняла, что это был пессимистически настроенный и разочарованный человек. Эти черты никогда не отмечались в прежних исследованиях, восхвалявших его. Подражая во всём людям, занимавшим высокое общественное положение, он увлекался женщинами и имел несколько любовниц. Одна из них была ещё жива, когда проводилось исследование, и согласилась дать интервью.
Стремясь понять причины поведения У Сюня, Цзян Цин старалась выяснить не только его классовое происхождение, но и то, с кем он общался в последний период жизни. Родившись бедняком, он превратился лишь в «верного слугу класса помещиков». Группа Цзян Цин стремилась объяснить деятельность У Сюня условиями его времени. Выяснилось, например, что первую свою школу У Сюнь создал в 1888 году в Люлине, в то время одном из самых процветающих городов Китая. Авторы местных хвалебных легенд о филантропической деятельности У Сюня скрыли, однако, что в период народных волнений в Китае в середине ⅩⅨ века несколько тысяч крестьян этого района подняли восстание, но данное событие ни в коей мере не отразилось на У Сюне, продолжавшем делать карьеру. Выяснилось также, что уроженец Люлиня Сун Цзинши, считавшийся предводителем бандитов, был выдающимся вождём ряда крестьянских восстаний[273]. Здесь действовали также отряды под чёрным флагом[274]. Однажды здесь проходил вождь тайпинов Ли Кайфан со своими сторонниками, однако тайпины отказались поддержать крестьянские волнения, происходившие на западе провинции Шаньдун, а лишь восхваляли помещиков. У Сюнь тоже держался в стороне от всех крестьянских восстаний. В более поздних биографиях он постоянно характеризовался в самых подобострастных выражениях, отнюдь не отражавших его действительную репутацию. Некоторые из старых крестьян, опрошенных представителями группы Цзян Цин, помнили У Сюня по его прозвищу У Доумоу (что означает «Слюнявый»), отражавшему его отвратительную внешность и символизировавшему его жадность.
По мнению Цзян Цин, самая большая ошибка У Сюня состояла в том, что он сосредоточил всю свою энергию на организации формального обучения. Он полагал, что достаточно создать всего несколько школ — и всё будет в порядке. Цзян Цин, изучив архивы школ в Люлине, установила, что, несмотря на бесплатное обучение, эти школы были закрыты для беднейших слоёв населения. Принимались дети крестьян-середняков, а дети бедных крестьян и батраков — никогда. Поэтому овладеть основами чтения и письма, а значит, изменить условия своей жизни могли лишь сыновья середняков. Апологеты правящего класса умалчивают обо всех этих фактах. После смерти У Сюня глава администрации Люлиня, действуя в своих интересах, присвоил средней школе, основанной У Сюнем, его имя и воздал ему другие почести.
После восьми месяцев исследований в провинции Шаньдун Цзян Цин подготовила серию докладов, которые она затем представила Председателю Мао. Он просмотрел каждую её статью. Некоторые статьи об У Сюне, добавила она, фактически целиком написаны Председателем[275]. Пока продолжались исследования, газета «Жэньмннь жибао» ежедневно публиковала сообщения о них.
Для поддержания непрерывного потока информации участники группы Цзян Цин часто беседовали со стариками, в памяти которых ещё были живы события конца ⅩⅨ века, а кроме того, нередко созывали массовые митинги. Не всегда было легко находить людей столь преклонного возраста. Ведь в 1951 году бывшим ученикам школы У Сюня было уже за 70 лет, кое-кому из них даже перевалило за сто. Некоторые из старейших, не понимавшие революционных событий, подозрительно относились к целям своих интервьюеров. Цзян Цин и её помощников они обвиняли в том, что те — «реформисты» (в конфуцианском и сословно-иерархическом смыслах), себя же считали принадлежащими к «высшим слоям» (Цзян Цин развеселилась, узнав, что её приняли за реформиста); поэтому к Цзян Цин и её помощникам они относились высокомерно. После того как сообщения о работе группы были опубликованы и получили широкое распространение, Цзян Цин занялась этими стариками серьёзнее, и те из них, кто всегда сохранял неколебимую преданность У Сюню, были пристыжены. Точно так же поступили и с теми руководящими работниками, кто превозносил деятельность У Сюня. Даже заместитель министра культуры Чжоу Ян, наиболее энергично мешавший ей разоблачать легенды об У Сюне, был вынужден, если придерживаться жаргона китайских коммунистов, подвергнуть себя публичной самокритике[276].
Ⅴ
Завершив исследования об У Сюне в начале сентября 1951 года, Цзян Цин возвратилась в Пекин. Неутомимая, она решила вновь уехать в сельские районы, чтобы во второй раз принять участие в движении по осуществлению аграрной реформы, достигшем к тому времени своего апогея. На этот раз Председатель Мао, на которого произвела впечатление её недавняя деятельность, поддержал намерения Цзян Цин. Однако нашлись люди, по-прежнему мешавшие ей устанавливать непосредственный контакт с народными массами. Чжоу Ян, всё ещё занимавший пост заместителя министра культуры, подстрекал партийных руководителей «упорно бороться», чтобы не разрешить Цзян Цин уехать. В конце концов, одержав верх, она присоединилась к группе, включавшей нескольких руководящих работников, в том числе члена Политбюро ЦК КПК экономиста Ли Сяньняня. Эта группа направилась поездом в Ухань — крупный индустриальный центр на реке Янцзы. По прибытии на уханьский вокзал Цзян Цин неожиданно получила указание сойти с поезда вместе со своими телохранителями; остальные же члены группы отправились дальше в глубь сельских районов. Подобная дискриминация вывела Цзян Цин из себя, но она была бессильна что-либо предпринять. Ли Сяньнянь, которого она считала своим сторонником, остался в Учане, расположенном на южном берегу Янцзы.
Искреннее намерение Цзян Цин принять посильное участие в осуществлении аграрной реформы наталкивалось на препятствия на каждом шагу. Весьма странным был состав её рабочей группы: кроме самой Цзян Цин, в неё входили только телохранители[277]. В соответствии с инструкциями свыше, группе не разрешалось выезжать за пределы района Ухани, а Цзян Цин, за редкими исключениями, которых ей приходилось добиваться, запрещалось жить среди крестьян или хотя бы устанавливать с ними тесный контакт. Более того, лица, не желавшие, чтобы народ узнал, кто она такая на самом деле, вынудили её вновь работать инкогнито под именем Ли Цзинь.
Как только её группа, состоявшая из телохранителей, обосновалась в деревенском посёлке вблизи Ухани, партийный комитет Центрально-Южного Китая направил к ней своего собственного сотрудника службы безопасности. Этот дополнительный телохранитель оказался грубой женщиной, вооружённой пистолетом и следовавшей за Цзян Цин, как тень, что намного усложняло её работу. Как-то Цзян Цин решила посетить дом одного крестьянина. Не успела она перешагнуть порог его дома, как женщина-телохранитель твёрдо заявила: «Крестьянин болен». Цзян Цин, поняв, что её просто хотят вынудить уйти, выгнала телохранительницу и продолжала беседу с хозяином наедине.
В другой раз Цзян Цин захотела побеседовать с женщиной-пастухом, недавно задержанной местной милицией. Только началась беседа, как телохранительница встала стеной между ними. Цзян Цин гневно обрушилась на неё: «Как телохранительница вы должны меня охранять или контролировать? Вы изолируете меня от масс!»
Продолжая рассказывать, Цзян Цин отметила весьма странное поведение своей телохранительницы. По её предположениям, все выходки этой женщины инспирировались Чжоу Яном — активным противником деятельности Цзян Цин. Телохранительница постоянно настаивала на том, чтобы Цзян Цин лучше питалась. В действительности ей самой хотелось поесть повкуснее, и она рассчитывала, что Цзян Цин потребует лучшие продукты не только для себя, но и для неё. Телохранительница особенно любила «жирную пищу», которую Цзян Цин не выносила. К тому же Цзян Цин старалась не роскошествовать и установила скромный режим питания. Это привело в ярость телохранительницу, и она поручила своему мужу готовить для себя отдельно, что он и делал на протяжении всей её службы у Цзян Цин.
Эта женщина так никогда и не узнала, кем была на самом деле товарищ Ли Цзинь. Об этом знали лишь её собственные телохранители, прибывшие с ней из Пекина, а они держали язык за зубами. Даже председатель уездного крестьянского союза, человек, с которым ей приходилось часто общаться, не знал, кто она. Несмотря на близость к Ухани, этот район отличался крайней отсталостью в культурном отношении, население его было невежественным. Прошло более двух лет после Освобождения, но здесь, в топких болотистых равнинах, всё ещё бродили уголовники, бандиты и «хулиганские элементы». При гоминьдановском режиме, как это ни невероятно, данный район считался «образцовым уездом»; его расхваливали за прогрессивность. Но в действительности он был крайне отсталым, и местное население упорно сопротивлялось осуществлению аграрной реформы. Когда рабочая группа Цзян Цин, состоявшая из телохранителей, начала преследование представителей эксплуататорских классов, выяснилось, что она не обладает законным правом на производство арестов. Прежде чем задержать кого-нибудь, члены группы должны были возбудить уголовное преследование в законном порядке, что оказывалось крайне сложным делом. В период своей деятельности группа Цзян Цин участвовала в мероприятиях по «преследованию» (очевидно, ликвидации) только помещиков, виновных в убийстве.
Председатель Мао и ЦК установили, что рабочие группы, осуществляющие аграрную реформу, должны сосредоточить свои усилия на «трёх высотах» (феодализме, бюрократическом капитализме и империализме). И они действовали в соответствии с этим указанием. В сельских районах их главным противником был класс феодалов-помещиков, но они наказывали только убийц и уголовников, а остальных отпускали. Главной движущей силой аграрной реформы являлись бедняки и малоимущие середняки; их союзниками были середняки, которых также щадили. Что касалось кулаков, то им разрешалось сохранять лишь участки земли, ими лично обрабатываемые, участки же, которые обрабатывали те, кого они эксплуатировали, отбирались[278]. Говоря об этом, Цзян Цин иногда посматривала в выцветший от времени экземпляр закона об аграрной реформе от 30 июня 1950 года, находившийся среди её бумаг; некоторые статьи закона она зачитывала вслух.
При проведении аграрной реформы в первую очередь надлежало выявить руководителя «местных тиранов», который обычно возглавлял помещичью организацию. Как правило, кроме него, имелось много мелких помещиков, земельные владения которых оказывались иногда сильно разбросанными. Группа Цзян Цин решила направить свои усилия на разоблачение примерно 8—20 процентов наиболее деспотичных помещиков. Среди «местных тиранов», выявленных её группой, был некто, известный среди населения под кличкой Рябой Подбородок. Организованную силу помещиков составляли агенты безопасности, навербованные из уголовников. Хотя предполагалось, что это «тайные агенты безопасности», их нетрудно было узнать по различным цветным нашивкам на рукавах, что в прошлом делало их лёгкой добычей грабителей и убийц, а ныне тех, кто осуществлял аграрную реформу.
Начиная проверку с низших слоёв населения, члены группы Цзян Цин постепенно доходили до самых могущественных эксплуататорских кругов и предавали их суду. Всё происходило в соответствии с процедурой, предусмотренной законом об аграрной реформе. По решению Мао и ЦК, казнить нарушителей закона имели право лишь правительства провинций (Цзян Цин не разъяснила это положение). Народный суд определял наказание тиранам в зависимости от характера их преступлений против местных крестьян. Зрелище охваченных гневом крестьянских масс производило исключительное впечатление, с восторгом вспоминала Цзян Цин. Если народное возмущение становилось страшным, её группе приходилось вмешиваться, чтобы защитить местных тиранов, которых иначе забили бы до смерти. Часто приходилось вызывать местную милицию, чтобы предотвратить насилие толпы против лиц, представших перед судом и обвинённых как угнетатели. Однажды дело дошло до того, что Цзян Цин и другие члены её группы сами были избиты, когда во время суда пытались защитить тиранов от разъярённой толпы, угрожавшей разорвать их на куски.
Как только удалось навести порядок, члены группы схватили одного тирана и водворили его на место перед народным судом, который приговорил его к смерти. Если всё шло как положено, то зрелище казни доводило толпу до экстаза. Цзян Цин никогда не забудет, как развёртывалась впечатляющая и горькая драма обычного цикла аграрной реформы: разоблачение тирана, подъём масс, вынесение приговора, лицезрение смертной казни[279].