Я поворачиваюсь, включая очаровашку на полную. «Мы показываем рост в тридцать процентов, месяц за месяцем, – говорю я, указывая на график, чьи колонки растут от апреля к июлю как небоскреб в процессе постройки. – Эти значения будут только расти по мере того, как формат будет набирать популярность. DVD-проигрыватели в этом году уже в два раза дешевле, чем в прошлом. Люди покупают технологию, и когда они это делают, Netflix – одна из первых вещей, которую они видят. Рождество в этом году будет счастливым».
«Даже если сам Санта-Клаус приедет в Скоттс-Вэлли, это не будет иметь значения, – говорит Рид, – когда мы просто выбрасываем стоимость дома на продвижение».
«Знаю», – говорю я, хмурясь.
Я был так сосредоточен на запуске и росте компании, на том, чтобы она вообще начала существовать, что упустил из виду причину, по которой мы все это затеяли: чтобы создать что-то реальное, то, что будет жить само по себе.
Я не заметил лес за деревьями.
Рид с любопытством смотрит на меня, наклонив голову, потом качает ей. Он не привык видеть меня таким нервозным. Исторически я был именно тем, кто помогал ему с нашими презентациями, предложениями. Я помогал ему смягчить его сообщения, помогал отвлечься от неудобных проблем. Я пытался (в основном, безуспешно) научить его снимать напряжение шуткой. Ключ к этим презентациями – считать комнату, почувствовать то, что они хотят на самом деле и потом дать им это – без лжи, запутывания или искажения правды. Вам не обязательно знать ответы на все вопросы, если вы тот человек, у которого эти ответы неизбежно появятся.
Сидя на парковке, понимаю, что не такой я человек. И Рид это видит. «Давай, – говорит он, открывая дверь. – Пойдем». Я сижу некоторое время, прокручивая слайды еще раз, делая несколько последних глотков кофе. «Собирай барахло, Марк», – говорит Рид. Потом захлопывает дверь.
Презентация не прошла удачно. Хотя они и не подвергали сомнению мои слайды, как это делал Рид, предприятие казалось сомнительным. И через несколько дней один из их аналитиков позвонил в офис, задавая вопросы, на которые у меня пока не было убедительных ответов.
В конце концов, они решили финансировать нас. Но моя презентация сыграла в этом меньшую роль, чем присутствие Рида. Рид был известной личностью, кошачьей мятой для венчурных капиталистов. Он дирижировал крупными сделками и появлялся – против своего желания – на обложке USA Today рядом со своим Porsche. Люди с деньгами доверяли ему, потому что у него был внушительный послужной список. Даже в 1998-м вокруг его головы светился ореол успеха Кремниевой долины: когда Pure стала публичной задолго до слияния с Atria, он сделал многих богатыми.
Что важнее, у него был послужной список решенных проблем из тех, что казались нерешаемыми. Инвесторы и венчурные капиталисты знали об этом уже тогда. Они определенно знают об этом и сейчас. Вот почему, когда Рид входит в комнату, люди достают свои чековые книжки. Они знают: тому, что он делает невозможно научить, невозможно воспроизвести, – черт, это едва ли можно даже объяснить. Он просто берет и делает.
Это то, что в конце концов творят великие предприниматели: невозможное.
Джефф Безос, Стив Джобс, Рид Гастингс – все они гении, которые делают то, что никто не считал возможным. И если вы сделали это однажды, ваши шансы повторить это экспоненциально выше.
IVP финансировала нас не потому, что наши прогнозы были хороши или презентация великолепна. Не потому, что я восхитил их своими слайдами и энтузиазмом. IVP финансировала нас потому, что хотя все казалось невозможным, Рид был чудотворцем, и он был на борту.
Я был благодарен ему за это. И еще за то, что, хотя он все еще управлял Technology Network тем летом, он начал ежедневно интересоваться тем, что мы делали в Скоттс-Вэлли. Но в ретроспективе я могу также видеть, когда все начало меняться.
Один из парадоксов памяти состоит в том, как она искажает время.
Если бы вы спросили меня, как долго продолжались те самые ранние дни Netflix – дни пляжных кресел и жалких рождественских вечеринок, горячих споров и хашбраунов в Hobee, – я бы почесал в затылке и сказал: полтора-два года. На самом же деле это длилось около года. Но эти одиннадцать или двенадцать месяцев были решающими. Они существовали в своего рода безмятежном вакууме, отдельно от того, что было до и что случится после. Перед тем как почти продаться Amazon, мы просто пытались создать что-то, что никто раньше не делал. Мы работали независимо от конкуренции. Мы были, по ощущениям, защищены стенами того банковского хранилища. У нас было вонючее, застеленное зеленым ковровым покрытием место для мечты.
У древних греков было для этого обозначение: дни зимородка. Не буду слишком утомлять вас мифологией, но, вкратце, это семь дней до и после зимнего солнцестояния[56], когда ветра стихают, и зимородок, в которого была превращена Алкиона, дочь Эола, может отложить яйца в море, где они будут находиться в покое.
Дни зимородка для Netflix продолжались с лета 1997-го до лета 1998-го. Последующей осенью не было момента, когда я осознал, что они закончились, – изменения редко работают так. Когда перемены происходят постепенно, трудно ткнуть пальцем в конечную точку. Ирония состоит в том, что перемены – это то, чего вы желаете все время. Это цель любого стартапа, это то, ради чего мы работаем так усердно. Но когда они совершаются, от этого не легче.
Тем не менее, оглядываясь назад, я могу указать точку самой высокой воды. Дни зимородка для Netflix были в июне, во время нашего летнего корпоративного пикника в Hallcrest Vineyards. Я так ясно это помню: столы для пикника, заставленные пиццей, поляна, окруженная секвойями, бокалы вина в наших руках. Луна и компания собак, принадлежащих другим людям, свободно носятся в траве, а наши дети стреляют друг в друга из новехоньких водяных пистолетов, купленных по этому случаю.
С помощью Рида мы только что добыли шесть миллионов долларов, которые помогут нам работать до конца года. Мы ежедневно увеличиваем обороты, нанимаем новых программистов и веб-дизайнеров, расширяем каталог и привлекаем тысячи новых клиентов в месяц.