Женщина открывает дверь в большой зал. В противоположность тому, что я себе представляла, здесь довольно уютно. Хорошее освещение. В подвале вовсе не темно и не сыро. Никаких глубоких шкафов, полных трупов; никаких зловещих врачей-извращенцев. Моя провожатая — ровесница Анники, у нее золотые сережки, широкие бедра; очевидно, рожала. В помещении имеются раковина, несколько кухонных шкафчиков и прилавок, и еще тут стоит металлический стол, на котором лежит нечто, закрытое чем-то вроде простыни. Если б не этот стол, думаю я, и не догадаться, что это за место. Поставь тут обычный стол со стульями, сошло бы за комнату для отдыха персонала в поликлинике.

Но тут стоит этот стол. Дама протягивает мне маску.

— От запаха, — говорит она.

Я надеваю маску. Дама опускает свою с макушки.

— Вы готовы?

— Да, — говорю я и только теперь чувствую, как волнуюсь.

Момент настал. Либо он, либо не он. Женщина откидывает простыню.

Это неописуемо. Если меня когда-нибудь спросят об этом мгновении, я мало что смогу рассказать. Он лежит с закрытыми глазами. Он умер, уже несколько дней как, и нет никаких сомнений, вообще никаких, в том, что это Сигурд. Я вижу его таким и вспоминаю его в таких подробностях, которых я в последние дни не помнила или о которых не хотела думать. Темные ресницы со светлыми кончиками. Россыпь бледных веснушек на переносице. Взъерошенные волосы, которые он никогда не стриг коротко, волнистая челка.

Он безжизнен. Непохоже, будто он спит, как иногда говорят. Похоже, что он умер. Лицо бескровное. Я смотрю на него и, напугав и себя, и даму в зеленом, испускаю громкое рыдание, которое так и остается единственным; слёз нет. Я уже знаю, что на всю оставшуюся жизнь запомню, как стояла и смотрела на мертвого Сигурда. Никакого облегчения, никакого завершения или катарсиса я не чувствую. Знаю только, что все это на самом деле. То, что я вижу, забыть невозможно.

Потенциально жизнь зачинается в день, когда женщина прижмется к мужчине и шепнет ему на ухо: «Давай попробуем?» Мы сидим на диване. Самый обычный день. Поужинав рыбными котлетами, смотрим телевизор. Показывают рекламу с дельфинами. Сигурд говорит, что ненавидит дельфинов.

Я говорю:

— Нет людей, которые ненавидят дельфинов.

Сигурд упорствует:

— А я ненавижу.

— Почему?

— Они думают, что они такие милые. Плавают себе и думают, что все от них тащатся. Смотрите на меня, какой же я миленький…

Я смеюсь. Целую его.

— Я серьезно, — говорит Сигурд. — Ты думаешь, я дурачусь, но я серьезно.

Я обвиваю его шею руками. Прижимаюсь к нему.

— Сигурд, — шепчу ему в ухо, — давай попробуем?