Фредли ближе ко мне, придется ей взять меня на себя. Она это видит, конечно, или с инстинктами у нее всё в порядке, потому что стаканчик с кофе она выпускает из рук, и он шмякается на газон, истекая кофе с молоком. Я бросаюсь ей на грудь; она обхватывает меня руками и спрашивает:
— Что такое?
Я не в состоянии выговорить ни слова. Всхлипываю, хватаю воздух ртом, вроде бы плачу, но без слез, дрожу от страха и холода; слова не идут с языка. Манерную цацу мне не видно. Я только чувствую щекой плечо Фредли; дрожа, прижимаюсь к ней, пока мне не удается немного успокоиться и выговорить:
— Ко мне кто-то влез.
— О’кей, — настороженно откликается Фредли.
— Может, они еще там, — всхлипываю я.
— Мы проверим, — говорит она, а цаца забирается назад, в машину; наверное, хочет вызвать подкрепление. — Вы можете вкратце пояснить, что произошло?
— Я сегодня спустилась и вижу: там кто-то побывал, — хнычу я. — С дверцы холодильника сняли все картинки, сдвинули все магниты…
— С дверцы холодильника?
— Да. Мы на нее вешали фотографии, открытки, рекламки разные… а теперь ничего нет.
— Вот как. И это всё? В смысле, у вас больше ничего не пропало?
— Не знаю. Я просто увидела, что там ничего нет, и убежала.
— Вы уверены, что фотографии и все остальное были там вчера? — раздается вопрос у меня из-за спины; оказывается, цаца снова вышла из машины.
— Да, — говорю я, — в смысле, я бы заметила, если б их не было.
— Понятно.
— Следов взлома нет? — уточняет Фредли.
— Не знаю, — говорю я, начиная беспокоиться: к чему эти вопросы? Они вообще-то собираются делать что-нибудь?
— А входная дверь была открыта? Замок вырезан или что-то подобное?
Я задумываюсь.
— Нет, — говорю. — Она была заперта.