— Я хочу сказать вам кое-что. Проходите, пожалуйста.
Аксель старался говорить мягко, но видел, что она испуганна.
Он придержал дверь, пока Герда переступала через порог, и закрыл ее. Герда остановилась у самого входа, Рагнерфельдт прошел в глубь помещения и сел за свой стол. От ее явных мучений его собственные становились меньше, но он все равно нуждался в дополнительной опоре, которую давал ему письменный стол.
— Я хочу уведомить вас, что отныне Торгни Веннберга в этом доме не принимают. И если он появится, ему следует сказать, что встреча со мной невозможна.
Герда поклонилась:
— Да, господин.
Она старше его на десять лет, а ведет себя, как затравленная школьница.
— Ради бога, прекратите эти поклоны!
Аксель вышел из себя. Герда подняла на него испуганный взгляд:
— Да, господин.
Аксель немедленно пожалел о своих словах. Он же знает, что Герда служит домработницей с двадцатых годов. А тогда царили совсем другие порядки и от нее требовалось именно такое поведение. И все-таки каждый раз при виде ее смирения ему становилось не по себе. И он вспоминал своих родителей. В присутствии вышестоящих они всегда как будто съеживались. А теперь вели себя так по отношению к нему. Как будто он им чужой.
— Простите, я не хотел повышать голос.
Аксель знал, что Герда старалась как могла. Но у Алисы были совсем другие представления об иерархии, чем у него.
Не поднимая глаз от ковра, Герда спросила:
— Что-нибудь еще?
Он колебался. Сказать про записку? Если Герда прочитала ее, то своими разговорами он лишь подчеркнет важность случившегося. Если не прочитала, то он разоблачит себя. Аксель решил оставить все как есть. Если Халина позвонит, он прямо скажет ей, что хочет забыть о той ночи, и никто ни о чем не узнает. Ситуация благополучно разрешится, все вернется на круги своя.
— Нет, больше ничего.
Поклонившись, Герда быстро вышла. Аксель смотрел на закрытую дверь. Пережитки ушедшей эпохи. Теперь держать домработницу считается неприличным, особенно в демократичных интеллектуальных кругах, где придерживаются левых взглядов. Но без Герды они действительно как без рук.
Прошло четыре дня, за которые он не написал ни строчки. Вечером бумага оставалась столь же ослепительно-белой, как и утром, когда он садился за стол. У Алисы все шло хорошо, она пребывала в относительно спокойном расположении духа и время проводила в основном в библиотеке. По вечерам в кабинет доносились звуки работающего телевизора. Как-то он попытался составить ей компанию — не глядя друг на друга, они посмотрели «Коломбо» и балаганное представление «Радость в кустах», но потом Акселю надоело и он вернулся в свой кабинет. Алиса скучала по Яну-Эрику и грустила, что он редко пишет. Приходившие письма всегда были адресованы Аннике. Порой ему приходило в голову, что жена больше любит детей, когда они далеко. По крайней мере, подростку, который оставался в доме, она особого внимания не уделяла. Он не понимал, почему она не пытается писать. Когда дети были маленькими, она говорила, что ей не хватает времени, но эта причина потеряла актуальность. Иногда, глядя на чистый лист, он завидовал Алисе. Завидовал тому, что она избавлена от мук творчества.
Он отправился спать, а она все еще оставалась наверху. В ожидании сна его мысли снова вернулись к той ночи и Халине. Не именно к ней — черты ее лица стали совсем размытыми. Но он мысленно повторял путь своей руки, прикасающейся к ее коже, к коже женщины. Вспоминал, как жадно обнимал ее, с какой готовностью она перед ним раскрывалась, как стонала. Как самозабвенно отдавала себя. Никогда, даже в первые годы брака, Алиса так себя не вела. Не совершил ли он страшную ошибку, разбудив силу, о существовании которой успел забыть? Кто сможет теперь утолить его голод? Сидящая у телевизора Алиса? Невозможная, почти отталкивающая мысль. Или все-таки попробовать? Но где взять мужество для того, чтобы проявить инициативу? Как преодолеть страх отказа? Возможно ли снова разбудить ту страсть, которую когда-то она в нем вызывала? Страсть, которую давно заглушили ссоры, безразличие, молчание? Он помнил их первые годы. Они занимались любовью, лежали рядом, слушая, как стучат их сердца.