— Ян-Эрик Рагнерфельдт.

— Извините, это Марианна Фолькесон, я вас не разбудила?

Он снова откашлялся.

— Нет, все в порядке, я просто немного простужен.

Он с трудом сел в кровати. Несколько бутылочек со звоном упали на пол.

— Я хотела спросить, не нашли ли вы фотографию для похорон. Времени остается совсем мало, и если что, мне надо успеть увеличить снимок.

— Я немного поискал, но, к сожалению, пока ничего не нашел.

Ему хотелось угодить собеседнице. Особенно сейчас. Чтобы ни один человек не думал о нем плохо.

— Но я еще посмотрю. Я в Вестеросе, вернусь домой вечером. Не поздно, если сообщу вам завтра утром?

— Нет, времени, конечно, мало, но думаю, мы успеем.

Нужно срочно ехать домой. Он купит по дороге продукты и что-нибудь приготовит к возвращению Элен из школы.

— Еще я хотела сказать, что передала ваш номер Кристоферу Сандерблуму, тому самому, который указан в завещании как наследник. Надеюсь, вы не против. Он очень хочет поговорить с кем-нибудь, кто знал покойную.

Ян-Эрику вдруг вспомнился визит в гримерную. Необычный мужчина и странные обстоятельства. Абсурдное предположение, что он сын Анники и что это имеет какое-то отношение к самоубийству. Конечно, чересчур надуманно, но слова незнакомца он в первую очередь примерил к тому, что тревожило его больше всего. Года, к счастью, не совпали, и он со всей очевидностью осознал, что эта безумная идея свидетельствует о его глубочайшем недоверии к родителям. Как горько.

Он снова откашлялся.

— Я уже говорил с ним, он заходил ко мне вчера после выступления. Странная, конечно, история. Но к сожалению, ничем особенным я ему помочь не смог. Он, по-видимому, брошенный ребенок, подкидыш, но я понятия не имею, какое отношение это может иметь к Герде.

— Он подкидыш?

— Да, он так сказал.

В трубке замолчали.

— Я обязательно позвоню вам завтра в течение дня, когда найду фотографию. Она должна где-то быть, вопрос — где. Обещаю сделать все, что в моих силах.

Они попрощались. До расчетного часа в гостинице оставалось семь минут.