На противоположной стороне улицы располагался парк, через который шла дорога к вокзалу. Кристоферу вдруг показалось, что тенистые, заросшие кустарником аллеи парка таят в себе неведомую угрозу. Его охватил страх темноты. Больше всего ему сейчас хотелось оказаться дома, в своей квартире. Нужно было спешить, чтобы не опоздать на поезд. Остановившись, он посмотрел на тротуар. Увидел на асфальте темное пятно округлой продолговатой формы, которое внезапно показалось ему чьим-то глазом. Не понимая зачем, он встал на это пятно и зажмурился. А в следующее мгновение с удивлением услышал собственный голос. Он пел:
Кристофер открыл глаза и посмотрел в сторону парка.
Темнота больше не пугала.
Проснувшись, Аксель обнаружил, что он один. Халина тактично ушла ночью, чтобы избежать прощания, которое нарушило бы впечатление от происшедшего. Им нечего было бы сказать друг другу. Аксель был благодарен ей за то, что случилось и что сейчас казалось нереальным. Закинув руки за голову, он размышлял. Как странно, что он смог вызвать в женщине страсть, что его присутствие пробудило в ней желание. Не отторжение, как у Алисы. Рагнерфельдт ни о чем не жалел — напротив, испытывал необычайный подъем. А ведь совсем недавно он думал, будто влечение к женщине утрачено им навсегда, изжило себя за годы аскезы. И даже не подозревал, что жалеет об этом — вся его страсть была отдана книгам.
Однако он знал и то, что случившееся никогда не повторится, и продолжения не хотел. Они встретились по воле случая и воспользовались этим. Теперь он вернется домой, к книге, а случившееся даст ему вдохновение.
Аксель встал и пошел в ванную. Наполнил водой стакан, выпил. Несмотря на легкую головную боль, настроение было прекрасным.
Вместо гостиничного завтрака Рагнерфельдт решил выпить чашку кофе на вокзале. Хотелось оставить память об этой ночи чистой и неискаженной. Как в детстве, когда, пережив что-нибудь особенное, бережешь свое воспоминание, стараешься его ничем не испортить и не расплескать.
Вокзал был совсем близко. Ни с кем не попрощавшись, Аксель пошел через парк. Ночь выдалась холодной, земля под деревьями была покрыта толстым слоем инея. Но после нескольких холодных и серых недель сегодня вдруг впервые выглянуло солнце. Такое яркое, что у Рагнерфельдта заслезились глаза. Домой, работать. Он так долго ждал вдохновения. И кажется, наконец дождался.
До отправления поезда оставалось несколько минут. В купе, рассчитанном на восьмерых пассажиров, Аксель был один. Задвинув стеклянную дверь, он с облегчением отгородился от коридора. Посмотрел на графин с водой на полке. Интересно, когда в нем последний раз меняли воду? Положил перед собой на столик блокнот и ручку, но ни одной строчки написать не успел — дверь отъехала в сторону, и в купе появились Торгни и Халина.
— Вот, значит, ты где!
Пока Торгни водружал сумки на верхнюю полку, глаза Акселя и Халины встретились. Он не мог произнести ни слова. Торгни опустился в одно из кресел и снял шарф. Красные глаза и запах вчерашнего алкоголя.
— Черт, как болит голова, не понимаю, в чем дело. Надо, наверно, меньше курить.
Он усмехнулся и похлопал по соседнему сиденью:
— Садись, старушка.
Халина повесила куртку. Торгни заметил блокнот Акселя.
— О боже, только не говори мне, что ты пишешь!
Аксель собрал свои вещи и положил их в кожаный портфель.
— Да нет, просто заметки кое-какие делал.
— Слушай, Рагнерфельдт, тебе надо научиться расслабляться. Слегка отпускать вожжи, спускаться на землю к нам, грешным, и вытаскивать шило, которое торчит у тебя в заднице.