Грибник – он чем-то сродни азартному рыбаку. Удача сама шла в руки, и я не успокоился до тех пор, пока не обыскал всю рощу и не собрал все грибы до единого. Их оказалось столь много, что мне пришлось снять с себя майку и устроить из неё подручное средство для переноски столь неожиданно свалившегося на меня счастья. На обратном пути я не мог миновать Местечка, где во дворе одного дома увидел Сандрин, сидящую в обществе двух старушек и самого Биру́ возле некоего подобия летней печки. Из трубы печи бойко валил дым, и все присутствующие внимательно наблюдали за большим тазом, установленным над раскалённой топкой.
Не зайти было просто невежливо. К тому же проклятые грибы столь оттянули мне руки, что я просто мечтал избавиться хотя бы от части их. Болеслав Мартынович был заметно удивлён моим появлением. При моём появлении он отчего-то вскочил с табуретки и направился к поленнице мелко наколотых дров. Сандрин была тоже слегка озадачена, и лишь две старушки откровенно обрадовались моему появлению. Может быть не столько мне, сколько халявным грибам, но мне всё равно было приятно. Выяснилось, что вся компания занималась тем, что варила из собранных слив варенье. Собственно об этом красноречиво свидетельствовали ещё два таза с готовым варевом, остывавшим на стоявших в тени табуретах.
Теперь же пришлось заниматься ещё и со мной, вернее с моими подношениями. Но деревенская хватка и сноровка помогли старушкам справиться с новой заботой на удивление быстро. Вместо таза с вареньем на печке очутился бак с водой, в которую и угодили все мои оперативно почищенные и порезанные на куски грибочки. Пока я принимал участие в этом кулинарном процессе, то не преминул поинтересоваться, в чём состоит секрет столь большой популярности белорусского президента у сельского населения.
– Воровать сильно не даёт, – последовал практически мгновенный ответ, – и за порядком в государстве смотрит!
– Так он же всех своих критиков пересажал, – напомнил я им. А некоторые из них вообще бесследно исчезли! Неужели вас это не пугает?
– Всех не пересажает, – услышал я в ответ, – зато простым людям вроде нас Лукаш не даёт с голоду помереть!
Аргумент был совершенно непробиваемый и разговоры на эту тему я мигом прекратил. О чём ещё, собственно говоря, может идти речь, если тут, на белорусских просторах втихую решается вопрос жизни и смерти. Тут и обсуждать нечего. Тот, кто обещает жизнь, пусть и самую примитивную и несвободную, всегда переиграет того, то обещает жизнь роскошную, но сопряжённую с реальной опасностью и риском. Особенно часто так происходит в небольших и небогатых странах, кругом зависящих от благосклонности более могучих и богатых соседей.
Так мы и занимались кулинарией, пополам с разговорами за жизнь ещё часа полтора, пока всё не было закончено и полведра готовых маринованных грибочков разложены по заботливо сохранённым старушками баночкам. После чего мы с Сандрин, сопровождаемые увешанным тяжёлыми сумками Болеславом, отправились домой.
Михаила мы нашли расслабленно дремлющим на завалинке у дома. Причём сидел он там с таким выражением на лице, какое бывает у домашнего кота, только-только сожравшего вкусную мышку. Вынужденная разлука, хотя и столь непродолжительная невольно способствовала всеобщему примирению, и к вечеру взаимные страсти несколько улеглись. За ужином все мило шутили, а Сандрин хвасталась тем, каким французским словам успела обучить нашего хозяина. Мягко светила настольная лампа, приглушённо потрескивали дрова в очаге, и человеку со стороны наверняка показалось бы, что за столом веселится компания лучших друзей. Однако последующие события показали, что не всё так просто, как кажется со стороны.
На этот раз сборы на раскопки были совсем недолгими, благо навыки с прошлого вечера мы не утратили. К острову отплыли пораньше, сразу вскоре после полночи. Того нервного мандража, который терзал нас прошлой ночью, уже не было. Мы бодренько гребли лопатами в кромешной тьме с такой уверенностью, будто только раскопками золота и занимались. Вот только на сей раз, процесс причаливания был не столь плавным, поскольку нос «Казанки» со всего размаха налетел на торчащий из воды камень. Гулкий дребезжащий звук поплыл по, будто мигом замершей поверхности воды, и мы буквально замерли от охватившего нас ужаса. Нам казалось, что через несколько минут на берег высыплет всё население Местечка. Но было тихо, и только с кончика моей лопаты оглушительно громко шлёпались капли воды.
– У-ф-ф, – испуганно прошептал Михаил где-то через пару минут, – душа прямо в пятки ушла! А вам не кажется, – тут же добавил он, – что мы причалили не в том месте?
– Да нет, в том! – столь же тихо ответил я, включая фонарь. Вон и та коряга лежит, за которую мы в прошлый раз цеплялись. Отклонились мы всего ничего, на десяток метров, не более. Вставайте, пошли скорее!
– Никак покопать захотелось, – совершенно невпопад съязвила Сандрин, – или просто ладони зачесались?
– Нет, в другом месте зачесалось! – вместо меня огрызнулся Михаил. Если хочешь помочь – бери фонарь и свети. А если нет желания участвовать – можешь и далее сидеть в лодке!
Он воинственно вскинул лопату на плечо и осторожно двинулся к уже хорошо знакомым по предыдущим нашим посещениям зарослям сильно разросшегося кустарника, которые опоясывали бугорок с трёх сторон. Я, естественно, двинулся за ним, и вскоре с удовлетворением услышал шаги девушки у себя за спиной.
На сей раз, мы сразу наметили себе довольно широкий фронт работ, первоначально окопав площадку длиной в два с половиной и шириной в полтора метра. Теперь мы были уверены в том, что какова бы ни была длина шага хранителя клада, конечная точка непременно должна была оказаться в пределах очерченного нами прямоугольника. Оставалось лишь вырыть собственно саму яму и убедиться в том, насколько были корректны наши предварительные изыскания. Казалось бы, мы должны были вгрызаться в землю как одержимые, но на деле всё обстояло ровным счётом наоборот. От вчерашнего безумно-лихорадочного ажиотажа не осталось и следа. И я, и Михаил копали размеренно и методично, не делая даже и малейшей попытки скорее углубиться в землю хотя бы в каком-то одном месте. Со стороны можно было подумать о том, что люди занимаются крайне неприятной и докучливой работой по устройству фундамента для чужой дачи.
Но причиной этой лености была вовсе не тупая боль в перенапряжённых накануне мышцах. Они уже прогрелись и ныли не столь сильно. Страх, и на сей раз ничего не отыскать, невольно сдерживал наши усилия. Каждому из нас в душе было страшно остаться ни с чем. И именно поэтому мы рыли не так резво, невольно оттягивая момент возможного разочарования. Через полтора часа, когда глубина ямы достигла примерно метра, и я собрался объявить об очередном перекуре, как вдруг из-под лопаты Михаила раздался противный скрежет металла. Миг, и пребольно столкнувшись лбами, мы уже разрывали землю руками в том самом месте, откуда послышался подозрительный звук.
Впрочем, вскоре выяснилось, что наша находка имеет совершенно иное свойство. Постепенно из-под глиняных наносов проступили очертания довольно длинного и узкого предмета, никоим образом не похожего на бочонок или ящик.
– Так это же какая-то сабля! – первой сообразила Сандрин. Смотрите, вон её эфес торчит, а это… видимо ножны.
– Чур, сабля моя, – бросился Михаил животом на оружие, – это ведь я её нашёл!