Сказать, что мы были поражены до полного остолбенения – значит, не сказать ничего. Мы с Михаилом просто окостенели в тех позах, в которых нас застал этот громкий и уверенный возглас. В довершение всех бед наш тускловатый фонарик отчего-то вывалился из руки девушки и моментально погас, с треском ударившись о камень. Захрустели чьи-то тяжёлые шаги, и я срочно полез в карман за перочинным ножом, которым собрался защищать наши жизни и нашу собственность. Но следующие мгновения показали, что сделал это я совершенно напрасно. Вспыхнул свет уже от другого более мощного фонаря, и мы увидели силуэт мужской фигуры, стоявшей метрах в десяти от нас. Кто это был такой, разобрать было совершенно невозможно, фонарь бил нам в глаза. Впрочем, это было и неважно, поскольку через какую-то секунду в луче света появился ещё один предмет, который можно было безошибочно отождествить с охотничьей двустволкой.

– Так, ты, – указал мужчина стволом на меня, – брось свой ножик и быстро лезь обратно в яму. И чтобы сидел там тихо, не высовывался! Высунешься, тут же голову отшибу!

Аргументы были, что называется, железные, и я, поспешно отбросив нож, поплёлся к траншее.

– А ты, толстяк, – всё так же глухо прошепелявил наш ночной гость, поворачиваясь к Михаилу, – неси оставшиеся бочонки в дюралевую лодку!

– Так я его в одиночку не подниму, – принялся отнекиваться тот.

– Без разговоров мне!

Ружьё вслед за лучом света будто бы ненароком повернулось в сторону Михаила, и тот предпочёл спешно прикусить язык. Торопливо закатив пятый бочонок в середину разложенной на земле куртки, он ухватился за её рукава и, покряхтывая поволок по земле. Но его хватило только на несколько метров.

– Руки потеют, – виновато вскинул он ладони вверх, – скользят. Можно, я его верёвкой обвяжу?

– Обвяжи, – коротко бросил мужчина, сильно пиная в его сторону верёвочный клубок, до этого момента лежавший прямо у его ног.

Эту верёвку мы первоначально намеревались использовать в качестве разметки при поисках камня. Когда же нужда в ней отпала, мы смотали её на короткую палку и рассчитывали впоследствии использовать куски верёвки для завязывания мешочков. Воспользовавшись тем, что всё внимание грабителя было обращено на Михаила, я пригнулся и начал красться вдоль нашего окопа. Цель моего манёвра была самая что ни на есть благородная. Я вознамерился добраться до ножа, который преднамеренно бросил как раз к дальнему концу ямы.

Конечно, подобраться к вооружённому огнестрельным оружием незнакомцу вплотную было делом практически невозможным, но шанс на спасение у нас всё же был. Во всяком случае, я думал, что он есть. Дело в том, что ещё в далёком детстве, несколько раз подряд просмотрев фильм «Великолепная семёрка», я был просто сражён умением одного из его героев метко бросать нож в цель. Восхищение моё было столь велико, что на следующий же день я принялся за тренировки по овладению столь сложным боевым искусством. Разбил о дощатый забор добрый десяток дешёвых ножиков, но, в конце концов, всё же научился точно попадать в донышко консервной банки на расстоянии в несколько метров.

Теперь я рассчитывал использовать старое умение, надеясь удачным броском вывести нашего противника из строя. Во всей этой затее был только один минус. В случае промаха, повторить попытку было бы крайне затруднительно. Но о неудаче не хотелось думать и я, осторожно высунувшись из окопа по пояс, принялся лихорадочно ощупывать прилегающее пространство. Глазомер меня не подвёл и холодную от выпавшей росы рукоятку я нащупал довольно быстро. Мгновенно присев, чтобы скрыть свои преступные намерения от чьих бы то ни было взоров, я перехватил нож так, чтобы было удобно для броска. Перевёл дыхание и осторожно выглянул наружу.

– Ты что там затаился? – ударил мне в глаза сноп света. А ну-ка быстро покажи руки!

Выронив нож, я торопливо вскинул ладони вверх, всем своим видом показывая, что миролюбивее меня в мире нет никого.

– А ты что там копаешься? – мгновенно повернулся человек с ружьём в сторону действительно куда-то запропавшего Михаила.

– Укладываю бочонок получше, – донеслось из-за кустов, – чтобы не опрокинулся!

Пока они переговаривались, я взглянул в сторону стоящей неподалёку Сандрин. Она, казалось, была совершенно спокойна. Не говоря ни слова, пребывала в абсолютной неподвижности, чего от её вспыльчивой натуры я никак не ожидал. Но и её можно было понять. Слишком неожиданно всё произошло, слишком сильный удар по самолюбию должна она была ощутить. Кто угодно при таком кульбите судьбы растеряется и застынет столбом. Но тут я зацепился ногой за черенок, и мои мысли мгновенно переключились на тот обломок лопаты, который так и валялся на дне раскопа.

– Да что там какой-то ножичек, – подумалось мне, – им запросто можно промахнуться. К тому же урон, им наносимый, даже при удачном попадании в цель обычно невелик. Это только в фильмах от одного броска противник валится замертво, а в жизни наверняка не так всё просто. Другое дело – довольно тяжёлое лезвие штыковой лопаты! Вещь увесистая, и запросто может сбить нашего противника с ног!

Вынашивая этот грандиозный план, я думал не столько об ускользающем золоте, сколько о собственной жизни. Ведь Бог знает, что может взбрести в голову этому придурку с двустволкой? Ведь он запросто мог нас всех тут же прикончить, после того, как Михаил закончит с переноской последнего бочонка!

Пока я прикидывал свои дальнейшие действия, вернулся тяжело дышащий Воркунов. Уже без дополнительных понуканий он закатил последний бочонок на куртку и, натужно кряхтя, потащил его к воде. Воспользовавшись тем, что человек с ружьём всё своё внимание сосредоточил на нём, я изловчился и, помогая себе носком ботинка, поставил лезвие лопаты в вертикальное положение. Моя, опущенная вниз ладонь коснулась зазубренного края черенка, и сердце тут же заколотилось, словно паровой молот. Оставалось лишь уловить момент, размахнуться и бросить посильнее свой «снаряд», благо на фоне несколько посеревшего неба, моя цель была видна достаточно хорошо. Вот только наша Сандрин, зачем-то сделавшая два шага вперёд, оказалась как раз на линии броска.