– У-у, – разочарованно произнёс Михаил, – в таком случае лучше вообще не затевать раскопки.
– Почему же? – удивилась девушка. Неужели действительно нужно делать раскопки только ночью и тайно? Разве мы не можем положиться на местную службу охраны порядка и сделать всё честно, открыто и легально?
Предложение, сделанное юной и столь романтически настроенной француженкой, было столь неожиданным и настолько не совмещающимся с нашими понятиями, что на мгновение мы потеряли дар речи! А затем, представив себе, как именно нас будут охранять белорусские менты, мы невольно захохотали. Насмеявшись вволю, Михаил бросил вёсла, вытер выступившие слёзы кулаком и подвинулся всем телом к девушке, явно не понимающей причины нашего излишне бурного веселья.
– Сандрин, милая Сандрин, – по-отечески взял он её ладонь обеими руками, – вы, конечно, очень неплохо знаете русский язык, но наших людей вы не знаете совершенно! Как вам в голову могла придти мысль о том, что найденным сокровищем можно с кем-то делиться? Господь с вами! О какой честности вы ведёте речь? Даже просто намекать на такую возможность крайне опасно! Нам точно не сносить головы! Нас точно закопают в той самой яме, откуда мы достанем монеты! Нет, нет, уж если разговор пошёл на чистоту, то позвольте мне высказаться. Мы с Александром может быть и записные авантюристы, но совсем не дураки. Здесь вот в чём дело. Если мы сообщим властям, что нашли некие ценности, то они, прежде чем шевельнуться, потребуют каких-то доказательств. Есть они у нас на данную минуту? Нет! Ни одной монетки! Следовательно, мы эти доказательства должны как-то добыть, то есть выкопать весь клад целиком.
– И если мы будем копаться здесь днём, – подхватил я его мысль, – то через полчаса сюда сбежится вся деревня. А через час на острове будет не протолкнуться от людей с лопатами и кирками. Нас же, как граждан иных государств, попросят быстренько освободить территорию, и хорошо, если обойдётся без кровопролития и поножовщины.
– Вы это серьёзно говорите? – округлила глаза Сандрин.
– Какие могут быть шутки, – дружно затрясли мы головами, – нам совершенно не до смеха!
– Только ночью и только тайно! – веско добавил Михаил. Иные способы даже не обсуждаются! Здоровье дороже!
Он подхватил вёсла и принялся разворачивать натужно заскрипевшую лодку в обратную сторону и добавил: – В противном случае лучше вообще не начинать раскопки!
– Ты что опять к острову гребёшь? – удивился я.
– Надо на всякий случай повыдирать наши вешки, – объяснил он свои намерения. Неровён час, кто-нибудь догадается об их назначении!
– Брось, Миш, – постарался охладить я его пыл. О чём можно догадаться, увидев торчащие из земли ветки? Да там столько иных кустов, что на них никто в жизни не обратит внимания. Поплыли лучше в Озерище. Ночью на раскопки идти, а у нас с собой только одна никчёмная раскладная лопатка, а мешков вообще ни одного! Не мешало бы заодно прикупить и батарейки для фонарика, а то уж больно ночи сейчас тёмные.
Так мы и поступили, несмотря на слабые возражения Сандрин, время от времени робко призывавшей нас одуматься и отказаться от столь, по её мнению, непродуманных действий. Но мы были совершенно непреклонны в своём неукротимом желании разбогатеть здесь и сейчас. Нам действительно казалось, что ничего такого необычного в наших действиях нет и быть не может. Подумаешь, покопаемся пару часиков на территории другого государства! Курица не птица, Белоруссия не заграница! Привыкшие жить в объединённом государстве, мы никак не могли взять в толк, что на какой-то территории некогда единого пространства могут быть какие-то особые правила. Главное, – твёрдо верили мы – никоим образом не привлекать к себе внимание властей. Да и вообще, не пойман – не вор!
С этими мыслями мы высадились на окраине посёлка Езерище и, оставив Сандрин охранять лодку, скорым шагом направились в сторону железнодорожной станции. С покупкой двух штыковых лопат проблем не возникло. В промтоварном магазине их было несколько разновидностей и, выбрав парочку самых крепких, мы посчитали, что половина дела сделана. Оставалось только найти мешки для переноски ожидающейся ночью добычи. Но здесь мы столкнулись с неожиданными трудностями. Ни в одном магазине или лавочке мешки не продавались. Можно было купить всевозможную материю, но готовых мешков не было совершенно.
– Наверняка в посёлке у кого-то есть швейная машинка! – пробормотал Михаил, скептически переминая пальцами отрез грязно-серой технической ткани. Если взять вон того полотна метра три, то из него точно выйдет не менее двадцати небольших мешочков. А нам собственно больше и не надо. Золото оно ведь жутко тяжёлое, много объёма не занимает.
Особо размышлять было некогда, и примерно половину белорусской наличности мы потратили в промтоварном магазине на приглянувшуюся нам ткань и несколько батареек для фонаря. Сложив покупки в пакет, мы вышли на улицу.
– Слушай, – повернулся я к Михаилу, – ступай-ка ты к лодке, а то наша парижанка наверняка нас заждалась. И гребите с ней домой, как раз и обед приготовите. А я тем временем поищу здесь мастерицу, которая пошьёт мешки. Вернусь же пешком, благо дорогу помню прекрасно!
Мы расстались, и я двинулся по дороге, которую, пока мы были в магазине, смочил медленно накрапывающий дождь. Кроме изготовления мешков я намеревался прояснить ещё один давно мучающий меня вопрос. Для этого собирался вернуться в тот дом, где мы в первый день покупали молоко и выяснить поточнее, почему та женщина не советовала останавливаться в доме «Бирюка». В качестве же невинного предлога для подобного посещения я как раз и решил выдвинуть необходимость изготовления мешков. Мой нехитрый план удался как нельзя лучше. Подойдя к знакомым воротам, я увидел через забор фигуру хозяйки дома, копающейся в огороде.
– Эй, хозяюшка! – помахал я ей рукой. Женщина подняла голову и, заметив, что она повернулась именно в мою сторону, я крикнул чуть громче: – Могу я войти?
Выпрямившись, женщина разрешающе махнула рукой. Приблизившись, я поздоровался и тут же сделал ей комплимент по поводу давешнего молока, и она немедленно признала во мне одного из недавних покупателей.