– Что?

– Паспорт! Причём вовсе не современный белорусский, как можно было себе представить, а старый, ещё советского образца.

– И что же в нём такого поразительного?

– Да то, что на самом деле нашего чернобородого хозяина зовут…, – сделал я эффектную паузу, – Биру́…, Болеслав Мартэнович! То есть, на самом деле его отца звали вовсе не Мартын, а Мартэн! Имя, согласись, явно французское, а фамилия и подавно говорит сама за себя. То есть я хочу сказать, что твои подозрения обретают вещественные доказательства.

Я хотел добавить что-то ещё, но вдруг в памяти моей словно на экране появился образ той самой женщины, что угощала нас молоком в Езерищах. И её прощальные слова, как-то не воспринятые нами в тот момент всерьёз: – Только…, – предупреждающе произнесла она, – у бирюка не останавливайтесь.

– Бирюк, – невольно прошептал я, – а ведь слово «бирюк», по произношению очень похоже на Биру́!

– Что такое «бирюк»? – переспросила Сандрин.

– Старинное название угрюмого и одинокого человека, – неуверенно пробормотал я, – или что-то вроде того. Подобный персонаж описал ещё Тургенев. Но здесь видимо та женщина с молоком говорила не в переносном смысле, а, стараясь копировать звучание фамилии Биру́! Биру – «бирюк», правда же похоже?

– Не улавливаю причины твоего беспокойства? – удивлённо приподняла брови девушка. Что тебя собственно удивляет в его фамилии? Биру́, ну и что. – Да то, что нас ещё вчера предупреждали, чтобы мы не останавливались у какого-то «бирюка»! Если «бирюк», это несколько искажённое произношение фамилии Биру, и если учесть, что наш домовладелец и в самом деле живёт здесь в одиночестве, то выходит, что именно у него нам и не рекомендовали останавливаться!

– Беда невелика, – успокаивающе погладила меня Сандрин по плечу, – нас всё же трое и к тому же Болеслав вовсе не проявляет какой-либо агрессивности!

– Я бы всё же сходил в Езерище и поинтересовался у той дамы, – кого именно она имела в виду под Бирюком. А ты могла бы сходить со мной и с почты дать телеграфный запрос своим сотоварищам из госархива по поводу нашего хозяина. Вдруг да вылезет его нерядовая фамилия в каком-нибудь деле?

– Это не так просто осуществить, как кажется, – озабоченно поджала губы девушка, – да и времени на это уйдёт как минимум неделя. Мы здесь столько не задержимся. Почему-то я уверена в том, что твой друг отыщет приметный камень уже сегодня. Давай лучше вернёмся к приготовлению обеда. Так будет и правильно и более естественно. Не будем создавать атмосферу взаимной подозрительности и недоверия. Будем вести себя так, как вели до этого. Ведь это не он сам себе выбрал это имя, его ему дали родители!

Возразить по существу было нечего, и наш разговор на эту достаточно щекотливую тему прекратился сам собой. Примерно час мы потратили на приготовление борща и тушёной картошки с мясом, а Воркунов всё не появлялся. Мы успели поесть и помыть посуду, после чего Сандрин заскучала и отправилась на сеновал. Я же остался ждать своего друга у очага, в котором для пущего увеселения разложил небольшой костерок. Его шаги зазвучали на ступеньках веранды только около четырёх.

– Ну, как, – бросился я ему навстречу, – отыскал?

– Как бы не так! – раздражено швырнул Михаил насквозь мокрое полотенце на спинку одного из стульев. Я уж и так и так, – но ничего похожего не обнаружил! Только все ноги посбивал на этих чёртовых буреломах! Гадство! Йода у нас случайно нет?

– А ты со всех сторон встречающиеся камни осматривал? – подсел к нему я.

– Да вроде бы со всех. Хотя, так сказать сложно. Все тамошние булыжники практически одинаковы по цвету, и к несчастью их оказалось достаточно много. Похоже, что их кто-то специально стащил на определённое место. Во всяком случае, у меня осталось такое впечатление, что их в одних местах камней много, просто кучи, а в других… вообще ни одного!

– Тогда тухлы наши дела! – спохватился я, пододвигая ему тарелку с супом. Но ничего. Отдохни, покушай, потом подумаем вместе, как действовать дальше.

Михаил жадно принялся за еду, а я смотрел на него и думал о том, как сильно меняет человека неудача. Ещё несколько часов назад он был полон энтузиазма, и не находил себе места от неуёмного желания начать поиски. А теперь передо мной сидел поникший, измученный человек, механически пережевывающий предложенную ему пищу. Даже лицо его, обычно подтянутое и ухоженное, сейчас вроде как сползло вниз, а мешки под глазами набухли, словно с тяжёлого похмелья. Чтобы как-то развеять его мрачные думы, я принялся рассказывать о результатах наших поисков. Однако добился прямо противоположного результата. Воркунов ещё больше помрачнел и с раздражением отодвинул тарелку в сторону.

– Ты что, – обратился он в мою сторону, – считаешь, что этот, как его там, пан Болек-Лёлек, и в самом деле француз? Ну, это уже полный бред! Что французу делать в этакой глухой белорусской провинции? Да ещё со столь явным российским прононсом? Это всё просто дурацкое совпадение. Вспомни историю! Ведь поляки издавна обожали подражать французам. Они вечно набивались к ним в непрошенные родственники. Это же общеизвестно! Ну и почему такого поляка во время войны не могло занести сюда? Запросто могло. И его сын поневоле перенял по наследству его дом и фамилию! Что же тут необычного?