Увидев ее снова с ее золотыми серьгами и голубым платьем у дороги процессий, седой воин говорил стражнику:
– Я еще раз попробую. Я хочу предупредить его, но он не хочет слушать и будто не понимает. А я ведь знаю его, он не может не чуять опасность. – И воин подошел к царю, задумчиво смотревшему на фрески, украшавшие стены.
– Эта твоя наложница… ее часто видят у дороги процессий. Ей все позволено. Это может стать последней каплей, многие этим недовольны. Ты не слушаешь, царь? Почему из-за нее ты так рискуешь? Ты что, любишь ее?
– А она меня? – спросил царь и рассмеялся. И смех этот прозвучал в зале так, что все воины смолкли. Так он был непонятен, как и вопрос о любви критянки.
Пусть погибнет великая Троя,
Пусть погибнет прекрасный остров,
И века пройдут, и тысячи лет
Мы найдем.
Ты меня слышишь?
Как все просто. Он поверил в слово, купец самоучка, торговавший индиго. Он думал, что если поэзия прекрасна, то она должна быть правдой.
Она шла в голубом платье, золотые серьги чуть звенели, блестя, и дрожали.
Тот дальний голос сказал:
«Останови свой рок, отврати свой смертельный фатум.
Топор зла поднят… Поговори с убийцей. Спаси ваш мир от безмолвия».
Что это значит? Я уже говорила с ним. С убийцей.
И она вошла в покои царицы. Увидев ее, прислужницы испуганно разбежались.
Две женщины стояли друг перед другом. Жестокая горечь в прошлом была у каждой. А на фреске на стене, как и раньше, дельфины играли и резвились в волнах.
– Наш предсказатель и мой друг дориец не хотел, чтобы тебя ко мне допустили. Он говорит, тебе известно, что мы задумали. Зачем ты пришла?
Гелия стояла здесь, как раньше, только рядом с ней была не Игрунья, а женщина в тяжелых украшениях, с зелеными глазами и волосами, змеящимися по плечам.
– Что ты так смотришь? У тебя с ним одна могила.