Катали произвольный танец ребята в последней, сильнейшей группе. После разминки по жребию их выход был первым. Пока танцоры разминались, у бортика находились, согласно регламенту, только два представителя каждой пары. Иногда просачивались и посторонние, но, как только звучал сигнал об окончании разминки, все, кроме первых выступающих и их тренеров, дружно покидали эту зону. В этот раз два человека с аккредитациями, повёрнутыми изнанкой, остались и, прижавшись в уголке сектора, готовились развернуть флаг страны основных конкурентов и размахивать им. Моментальная реакция Семёна спасла ситуацию. Он, имея на то право, направил к ним секьюрити. Непрошеные гости были тут же удалены из предстартовой зоны. Зная характер партнёрши, предполагаю, что в случае успеха «диверсии» она могла просто уйти со льда.

Как-то на тренировке чемпионата Европы у нас произошёл случай, вспоминая который мы смеёмся. Главным героем этого закулисного эпизода был наш с Семёном хороший товарищ, известный психолог Рудольф Загайнов.

(Как вы заметили, во многих главах почти нет имён спортсменов, тренеров, но Рудик, так рано ушедший, назван в знак светлой памяти.)

Встретились мы на чемпионате случайно — Рудольф помогал российскому тренеру держать в узде её подопечного. Кстати говоря, я никогда не работала в своей группе с психологом. Во-первых, просто глупо использовать одного доверенного и, не побоюсь этого слова, интимного специалиста для всех. Во-вторых, лучше, чем ты, твоих спортсменов никто не знает, потому деваться некуда — ты и есть для них психолог.

Но вернусь к рассказу о той тренировке, где был задействован Загайнов. Утро. На трибуне тренировочного катка пусто. Лишь одно место занято на скамейке для зрителей. Большая женщина в большой шубе не сводит глаз со спортсменов, готовящихся выйти на лёд. Моя фигуристка нервничает и наконец произносит: «Я знаю, что это за дама — психолог-экстрасенс, она помогает в группе моих соперников. Я её по шубе узнала: видно, мой бывший тренер её одарил, чтобы старалась как следует меня сглазить! Пока она здесь — на лёд не пойду!»

Мозг сработал в секунду — звоню Рудику в гостиницу: «Скорей приезжай! Тут одна твоя коллега рассказывает, что она лучший психолог в мире!»

И вот он входит на каток. Я показываю в сторону дамы — реакция мгновенна: Рудольф, буквально перепрыгивая ступеньки, взлетает на трибуну и оказывается рядом с ней. Садится спиной к даме и начинает настойчиво её вытеснять с места. Не поверите: в пустом зале два человека теснятся на трибуне! Сиденья-лавки по всему овалу катка. Женщина отодвигается по длинной лавке, но Рудик продолжает наступление. Через минуту соперница, наверное, всерьёз испугавшись, ведь ненормальных хватает везде, встаёт и уходит.

Я не могу удержаться от смеха, но беру себя в руки и говорю спортсменке весьма серьёзно: «Выходи на лёд, видишь, какой у нас психолог!»

Конечно, это анекдотичный случай. Представляю, как неловко чувствовал себя опытный Загайнов, проявив такую смекалку и экстренно освобождая трибуну от конкурента.

Теперь о самом важном месте в ледовых дворцах. Обычно это слегка приподнятая платформа в угловой, примыкающей ко льду площадке, украшенная цветами и яркой афишей происходящего турнира, под названием «Слёзы и поцелуи». Сюда садятся спортсмены, только что ушедшие со льда в окружении своих тренеров, ждать оценки. Здесь под софитами видно многое: кто как улыбается, предвкушая успех, и как сильно стараются сдержать слёзы от неудачного проката. Отсюда посылают воздушные поцелуи друзьям и близким, прильнувшим к экранам телевизоров поболеть за своих.

Я часто делала две ошибки на этой «сцене»: перед камерой сажала в середину ассистента (как-то неудобно обижать) или даже не присаживалась, торопясь готовить к старту свою ещё не выступавшую пару. Так я подчас не ценила ту популярность, к которой так мечтали прикоснуться другие. Избегала интервью, хотя их и было много.

Ну вот и пришло время сказать об ассистентах. Каждый из них (это мои многолетние наблюдения) в какой-то момент начинал думать: а не пора ли и мне быть главным? Или: надоело работать на вторых ролях. Часто, купаясь в общем успехе, хотя самостоятельно ещё ничего не достиг, ассистент думает: пора! И начинается «подковерная работа». Не люблю говорить, а тем более писать как о подлости, так и о зависти. К сожалению, такие проявления случаются часто, поэтому и решила осветить один из примеров.

Примелькавшийся на соревнованиях молодой фигурист с гордостью везде рассказывал, что он олимпиец, но никогда не уточнял о своём заключительном 24-м месте, которое не так уж почётно, хотя вроде самое главное — участвовать. Парень приехал к нам из далёкого Техаса, где развозил пиццу, с искренним рассказом, как всю жизнь мечтал кататься и работать у меня в группе. Я, привыкшая верить, взяла его на работу и параллельно предложила поискать партнёршу. Из катания ничего не получилось, но работать он начал лихо. Три года пролетели, и всё для него сделанное забылось, но родилось: «Я уже сам босс». Его опека вне катка молодой созданной мною пары увенчалась их совместной работой, но без меня. Думали, что втроём смогут добиться большего. В предыдущем сезоне, дебютируя на юниорском чемпионате мира, пара заняла 13-е место, а в произвольном танце и вовсе была 11-й, и мы все вместе праздновали успех. В итоге после года самостоятельной работы они провалились на 27-е место. Пара сразу распалась и уехала с чемпионата домой.

Сегодня система судейства претерпела огромные, принципиальные изменения. Раньше судья выставлял две оценки — одну за технику и одну за артистизм. И это было лишь персональное впечатление, не подтверждённое в оценке сложностью элементов, виртуозностью поддержек, вращений, насыщенностью дорожек шагов, твизлов и многого другого. Проще говоря, «нравится — не нравится, спи, моя красавица». Сколько нервов стоили такие оценки! Один ставил 5,8, а рядом сидящий арбитр — 5,3. И шла игра мест, иногда доходящая до абсурда.

Теперь, когда каждый элемент программы имеет свой коэффициент на судейской панели, оценки выглядят более объективно, так как работают не только судьи, но и новая категория — технические специалисты.

Специалисты — в прошлом, как правило, фигуристы — общаются с современной компьютерной техникой на «ты». За время проката они присваивают каждому исполненному элементу категорию — уровень. Если есть спорные вопросы, они могут легко повторить нужный момент в записи программы и в замедленном просмотре определить максимально точно категорию сложности. Принимает решение, обсудив с двумя помощниками технической бригады, главный «технарь». Он же, включив секундомер, объявляет им, например, была ли поддержка исполнена точно по времени. Конечно, и в таком судействе есть возможность смухлевать. Как говорят, секундой раньше — секундой позже, и вот тебе другая оценка. Но это крайне сложно, когда есть открытость и общий контроль.

В программе существует масса плюсов и минусов, которые отмечают те же специалисты. Например, в дорожке шагов не были выполнены прописанные в правилах элементы. Всё это сложно увидеть лишь в соревновательном прокате. Именно поэтому техническая бригада, как и остальные девять судей, работает уже на тренировках, за пару дней до начала турнира. На таких тренировках спортсмены стараются показать свою виртуозность. Секретов нет, надо покорять судей, а им — знакомиться с программами, которые предстоит оценивать. Кроме названных моментов есть ещё масса других аспектов, которые судьи должны принимать во внимание. Это скольжение и скорость, оригинальность музыки и композиции. Это и новаторский подход к хореографии.

Затронув часть сложных правил, могу свидетельствовать, что только глубоко знающие фигурное катание люди способны теперь по заслугам оценивать мастерство выступающих.

Всё, что произошло за последние годы в судействе, — это путь к объективной оценке.

Я всегда говорила ученикам: на судью должны действовать ваша эмоциональность, элегантность, артистизм. Он должен видеть ваш замысел композиции, чувствовать музыку, как чувствуете вы, представляя на льду программу. Не надо забывать, что судьи такие же люди, как и все мы, и им также присуще иногда ошибаться.