– Прошу прощения, но я принял тебя за калиака. – Я закатываю глаза, продолжая свои попытки застегнуть платье. Он вздыхает, делая еще один шаг ко мне. – Больно наблюдать за твоими тщетными попытками. Позволь мне, пожалуйста. – Он встает за моей спиной, прежде чем я успеваю запротестовать.

У меня перехватывает дыхание от жара, разливающегося по моей груди, когда его палец скользит вдоль позвоночника, оставляя за собой мурашки. Для мужчины без материальной оболочки его горячее дыхание слишком сильно ощущается на моем затылке, когда он застегивает одну пуговицу за другой. Я стараюсь оставаться совершенно неподвижной, сглатывая комок в горле, держась твердо, чтобы не упасть от его прикосновения.

Мы оба отстраняемся, как только застегивается последняя пуговица, и практически отпрыгиваем в противоположные концы комнаты, словно нас оттолкнула возникшая между нами магическая сила.

– Спасибо, – бормочу я, садясь на стул и начиная наносить макияж как можно быстрее. В тишине его тяжелый взгляд устремлен на меня.

Подведя сурьмой веки и подкрасив губы, я перехожу к следующему шагу. Используя свою магию, чтобы согреть волосы, я расчесываю пряди, оставляя волны и упругие локоны, которые, скорее всего, не продержатся всю ночь. Я выбираю кольца и браслеты наугад, нагромождая ими пальцы и руки, словно отчаянно пытаюсь убедить кого-то в своем статусе, хотя реальность такова, что это единственное место, где я могу носить их без опаски. В качестве последнего штриха я вставляю серьги, и ряд серебряных нитей поднимается по моим ушам, отражая свет при каждом моем движении.

Позволив своему ожерелью гордо упасть на переднюю часть платья, я в последний раз смотрю в зеркало. После всего, что мои родители сделали со мной, после того, как они убили мою сестру, после того, как я была на пороге смерти больше раз, чем могу сосчитать, улыбка все еще появляется на моих губах. Моя кожа по-прежнему излучает непроницаемое сияние. Я все еще могу смеяться до тех пор, пока у меня не заболит живот, точно так же как я могу плакать до тех пор, пока у меня больше не останется слез.

Я больше не знаю, кто такая Дэверо, она лишь миф. Может быть, когда-то она существовала и стала тенью воспоминания, бродящей по миру с короной на голове и ненавистью, глубоко укоренившейся в ее душе. Я не буду отрицать, что я все еще ненавижу, но теперь я также люблю – и я люблю свободно. Никогда, даже в самых смелых мечтах, я не представляла, что стану той женщиной, которой стала. Она бы гордилась мной. Моя сестра гордилась бы мной.

Когда я завязываю свои туфли, сквозь стены слабо доносится голос Венсена, и я издаю стон. Я просто уверена, что однажды я оговорюсь и назову его Олениной. Я игнорирую взгляд Гидеона и сбегаю вниз по лестнице на звук смеха. Венсен всегда был любимчиком Амы, одним богам известно почему. Она относится к нему даже лучше, чем к Фэйясу, своему родному сыну. Но я объясняю это тем фактом, что Фэйяс на сто лет старше Венсена и он все еще живет в доме своей матери.

Вся семья собралась на кухне. Ксэйлия опирается на свою трость, которой пользуется только по ночам, когда надевает хлопчатобумажную ночную сорочку длиной до пола. Как обычно, Венсен эмоционально размахивает руками, хвастаясь тем, как он сбежал от «легиона Зари Безупречности» и как он в одиночку избавил нас от допроса Хрустального Копья.

«Он не знает, когда нужно остановиться», – рычит Гидеон, когда я начинаю чувствовать привкус трав.

«А теперь помолчи, малыш. Никаких непрошеных комментариев», – воркую я, наслаждаясь ярким привкусом от вспышки его раздражения.

Меня переполняет гордость, когда я смотрю на Сэйю. Может, она и старше меня, но я всегда считала ее своей младшей сестренкой. Золотые браслеты поднимаются по ее запястьям, подчеркивая ее сари. Яркий шелк малинового цвета ниспадает складками поверх ее платья, дополняя структурную бирюзовую блузку под ним, которая сочетается с ее бинди. Золотая цепочка свисает по ее щеке от волос до кольца в носу, в косу вплетены цветы.

Она прислоняется к Мирии, которая одета как человек, с которым не стоит связываться, с красной помадой и в приталенном белом платье с кожаными вставками по всей длине. Сэйя встречается со мной взглядом и одаривает извиняющейся улыбкой, на которую я отвечаю тем же. Она всегда чувствует ответственность за Мирию.

Никто из нас не скромничал, готовясь к сегодняшнему вечеру. Даже Венсен надел свой самый дорогой темно-синий костюм и белую тунику, в ткань которой вшито кружево.

Он замолкает на полуслове, обращая все свое внимание на меня. Он драматично выдыхает, прижимая руку к сердцу, и низко кланяется, аккуратно сложив крылья за спиной.

– Ваше Высочество, – говорит он, выпрямляясь и протягивая мне руку. Я прищуриваюсь, глядя на это представление, и вкус виски и имбиря возвращается, как это происходит каждый раз, когда речь заходит о Венсене. Я вкладываю свою руку в его назло Гидеону, но тут же жалею об этом, когда он запечатлевает влажный поцелуй на моей ладони. Отдергивая руку, я смотрю на него с нескрываемым отвращением.

– Ты, как всегда, выглядишь потрясающе, принцесса Дэ… – начинает Венсен, но Ксэйлия дает ему подзатыльник скрученной газетой, которая волшебным образом материализовалась у нее в руке.

– Ты что, дурак? Не произноси этого вслух, – шипит Ама.

Это ее единственное правило: наши настоящие имена никогда не должны произноситься вслух. Она будет заботиться о нас до тех пор, пока мы заботимся друг о друге, а это значит, что мы делаем все возможное, чтобы сохранить личности друг друга в секрете.

Несмотря на это, воздух в помещении остается прежним.