– Как только мы разрушим связующее заклятие, наши пути разойдутся. Мы никогда больше не увидим друг друга. – Я не должна грустить из-за этого, но мне все же тоскливо, и я хотела бы знать, чувствует ли он то же самое.
Он кивает один раз.
– И тогда ты вернешься к своей прежней жизни.
Теперь я даже не понимаю, что это значит.
Теперь, когда я стою на твердом дорожном покрытии, я чувствую опору.
Кики убегает через кустарник в том направлении, откуда сильнее всего пахнет едой. У меня сжимается сердце, когда я смотрю, как она удаляется, ведь мы больше никогда не увидимся, и в этот момент все, о чем я могу думать, – это о своем желании осесть. Я могу представить эту картину: каждый день, просыпаясь за несколько часов до восхода солнца, я открываю антикварный магазин волшебных предметов и всяческих сверкающих вещиц. Живу в квартирке над ним, и у меня есть старая собака, которая следует повсюду за мной по пятам, составляя мне компанию днем и согревая ночью. Я выбрала королевство, куда почти не забредают чернокровники и Заря Безупречности, и перестала оглядываться через плечо каждые несколько минут.
– О чем ты размышляешь? – голос Гидеона окутывает меня, как теплое одеяло, и на секунду я перестаю чувствовать шипение холодного воздуха на своей коже.
– Это была бы блаженная жизнь, осесть в одном месте, почувствовать стабильность. – Стиснув зубы, чтобы они не стучали, я обхватываю себя руками, попутно выжимая дождевую воду из ткани. Он снимает свое пальто, набрасывает его мне на плечи, укутывая и согревая меня. Тепло впитывается в мою кожу, и я слегка расслабляюсь.
– Спасибо, – бормочу я.
– И все же скука – это не то слово, которое я бы связал с тобой. – Он бросает на меня косой взгляд, когда я смотрю на свое отражение в окне одного из зданий, стоящих вдоль улицы, и вытираю черные струйки сурьмы, стекающие по моему лицу. Я оглядываюсь по сторонам, отмечая тот факт, что мир кажется намного меньше, чем с крыши.
– Не скука, а безопасность. Называй «стабильностью», если хочешь. – Я не утруждаю себя мысленным разговором с ним. Те, кто ходят по улицам, находятся в состоянии алкогольного опьянения. Вытирая последнюю каплю сурьмы, я иду, придерживая туфли за завязки и покачивая ими в такт шагам.
– Ты думаешь, это сделает тебя счастливой? – Его вопрос сбивает меня с толку. Была ли я когда-нибудь счастлива?
Я запрыгиваю на бордюр, в то время как Гидеон продолжает идти по улице. Несмотря на то что я стою на возвышенности, его рост все равно превышает мой. Я задумываюсь еще на мгновение, прежде чем, наконец, ответить:
– Я думаю, было время, когда жизнь была более… более приемлемой. – Может быть, я чувствовала какое-то подобие счастья, играя в саду со своей сестрой? Был период времени, когда у меня кружилась голова от моей новообретенной свободы. Но счастлива? Я бы хотела встретить кого-нибудь, кто был бы по-настоящему счастлив.
Виски подкатывает к моему языку, и я оглядываюсь вокруг, пытаясь определить источник его гнева, но не вижу ничего, кроме его потемневших глаз, устремленных на меня.
– Это история, которую родители рассказывают своим детям на ночь, чтобы предотвратить ночные кошмары, – говорит он. – Это не значит, что это не то, к чему ты не можешь стремиться.
– На тот случай, если я стану полностью свободной, может быть, я попытаюсь стать одной из этих историй, – тихо бормочу я.
– Ты знаешь, божества…
Он замолкает, когда кровь отливает от моего лица. Взрыв смеха разносится в воздухе, когда дверь таверны на другой стороне улицы распахивается.
– Захлопни свою мерзкую пасть, – смеется мужчина. Игривые белые глаза смотрят на его друга, а длинные серебристые дреды спутываются у него на спине на два оттенка темнее его кожи. Но это не то, что заставляет меня увериться в том, что это тот самый эльф, который раньше охранял коридоры моей спальни, – пять рваных шрамов на его шее, омрачающие темную кожу. Эвин.