За час до слушаний, как всегда без предупреждения, приходит доктор Уилсон. Правда, в этот раз он не допытывается, кто я такая, о чем думаю и что заставляет людей убивать. Он вообще не произносит ни слова. Только глядит в лицо, будто говоря: «Ну и о чем с тобой можно разговаривать?»

Я все понимаю. Сказать нам больше нечего. Кроме одного, самого последнего.

Я опускаю взгляд и смотрю на обувную коробку рядом с кроватью, где лежат серебряные руки.

– Хотела поблагодарить… За то, что вы сделали.

Доктор Уилсон поводит плечами.

– Что намерена с ними делать?

– Еще не решила.

– Люди иногда хоронят ампутированные конечности. Или кремируют.

Я трясу головой.

– Пророк держал их на каминной полке. Как трофей. Я тоже не хочу их прятать. Хочу видеть каждый день. Теперь это будет мой трофей.

Доктор Уилсон молча кивает.

– Вы придете ко мне на слушания? – спрашиваю я, чтобы заполнить тишину.

– Напомни-ка еще раз, что у нас была за сделка?

– Я помогаю вам найти убийцу, а вы даете мне рекомендации.

– Да, все верно.

– И?.. – спрашиваю я без зазрения совести. – Вы придете?

Он улыбается. И ждет. Ждет, ждет, ждет…

Поначалу я ему не доверяла. Однако он исполнил свое первое обещание – помог мне. И доказал кое-что еще. Что не все люди одинаковые. Что не все хотят причинить тебе боль. Не все любят врать. Поэтому он заслужил немного доверия. И чуточку правды.

И я выкладываю один кусочек мозаики за другим: говорю про ингаляторы, про полные дыма легкие, про бутылки из-под самогона и голубое пламя, под которым легко складывались горящие дома.

Вейлон стоял прямо на том месте, где погиб Джуд, а под ногами у него был деревянный ящик, забитый бутылками самогона. В горлышко одной бутылки он засунул тряпку, поджег ее и бросил на крышу ближайшего дома, где она взорвалась полосой остроязычного пламени. Из груди Вейлона рвались сиплые звуки, совсем как из-под капота сломанного грузовичка.