— Детское… Детское… Детское… — вслух повторял Петр передачу. — Отвечай срочно… Отвечай сию минуту… Мы в тылу у белых… Вызывайте пять… пять… пять… Да здравствует мировая революция! Перехожу на прием.

Петр снял руку с ключа.

— Стоп двигатель! Рубильник разомкнуть! Включить батарею к усилителю.

Тихим золотистым светом затлелись лампочки пятикратного усилителя. Никита и Матвей подошли на цыпочках и стали около приемника.

Петр начал искать настройку Детского. Напряженно ловил трески и шорохи в мембранах. Свел раздраженно брови. Все то же, обычное: каркает что-то Карнарвон, шепчет биржевые бюллетени Эйфелева башня, тоненько насвистывает Науэн. И вдруг родился в мембранах новый звук. Запел высоко, напряженно, перетянутой струной.

— Пять… Пять… Пять… Говорит Детское… Слышим вас… Плохо, но слышим… Слушаем вас ежедневно… Держитесь, товарищи… Белым скоро конец… В оккупационных англо-американских войсках волнения. Наше наступление на Онегу развивается успешно… Не падайте духом. Свобода близка… До свиданья, дорогие товарищи.

Петр выключил приемник. Он был бледен, кусал губы.

Никита часто задышал и не то застонал, не то заскрипел зубами.

— Чего молчишь? — грубо крикнул он Петру. — Тут душа в ознобе!

— Детское ответило. Свобода близка, — сказал Петр и пересказал слово в слово передачу Детского. Затем снял наушники и долго молчал, охватив голову руками. А когда поднял голову, глаза его растроганно улыбались. — Дома побывал. Наши заводские трубы видел.

— Как это? — удивился Матвей.

— От Детского до нашего Колпина два шага. Видно. И Петроград видно, Исаакий. Знаете, какой город Петроград? Одних мостов четыре сотни. Был бы дома — в Питере побывал бы, — тихо вздохнул Петр. — Может, Ленина увидел бы. — Он встал и поискал глазами. — А Васюк где?

Васюк по-прежнему сидел в «кубрике».

— Ты слышал, Васюк? — пошел к нему Петр.

— Слышал, — ответил Васюк негромко. — Думаешь, я на Ленина не посмотрел бы? Ленин, он мужиков землишкой помалу оделяет.

— Не помалу, Вася. Как есть все отдает.

— Чо плетешь? Я не маленький, — совсем по-ребячьи обиделся Васюк, но поспешно отодвинулся, освобождая Петру место на нарах. — Нашу Тойму возьми. Округ нас монастырской-то пашни, может, две тыщи десятин, а может, и три. Отдай-кось всю-то мужикам! Тут и Ленин пробарышится.

— Ты мне веришь, Васюк?

— Для чо не верить? Верю, дядя Петя, — поднял парень на Петра внимательные и ожидающие глаза.

— Вот и верь, что Ленин всю землю мужикам отдаст. Что есть в России, всю!