— Ну? Вот здорово бы! — обрадованно шагнул к Петру моряк и остановился.

Чайка, качавшаяся на волне так близко к берегу, что видна была ее белоснежная глянцевитая грудка и напряженный глаз, сорвалась вдруг с резким, пронзительным криком и полетела в сторону моря. Никита бросил через плечо быстрый взгляд.

— Так и знал. Шпион комендантский! Да говори же скорее, Петя!

На крыльце «кают-компании» стоял Швайдецкий. В руках его был большой морской бинокль.

— Заметил. Сюда бежит, — засмеялся зло Петр. — Слушай, Никита! Вечером твоя вахта. Сломается двигатель…

— Что там за шкода? — закричал на бегу Швайдецкий. — Опять сговор?

— Поломка серьезная. Одному тебе не справиться. Вызывай всех нас на помощь, — докончил шепотом Петр.

— Физию разобью! — замахнулся Швайдецкий биноклем. — Марш до дому, пся крев!

— Дело делаем, господин начальник, — вытянулся по-строевому Петр. — Оттяжки проверяем. Шторм идет.

— Глупство! Не верю! — отмахнулся Швайдецкий биноклем. — Опять на шумство сговор? Марш до дому, хамы! Не вместе идти! Ты влево, ты, лайдак, вправо! Ну, прентко!..

Когда Петр поднялся на крыльцо радиостанции, в коридоре завывал ветер, а из аппаратной донесся назойливый, дребезжащий звук — прыгала печная вьюшка.

— Запел наш барометр! — крикнул оттуда Сенька. — Буран идет!

«Пусть идет. Буран нам на руку. Союзник», — подумал, улыбаясь, Петр.

Части разобранного двигателя разложены по полу на брезенте. Солдаты перетирают их керосином и тайком хитро переглядываются: «Керосиновый ремонт!»

Швайдецкий сидит в «кубрике» на нарах и смотрит с тупым вниманием на работу радистов. Инженер рации ни черта не смыслит ни в радиоаппаратах, ни в двигателе. Кроме того, ему смертельно хочется спать.

За стенами рации с разгульным свистом и гиканьем носится зимний шторм. Дом вздрагивает, когда он бешено, с прибойным грохотом бросается на стены. На крыше стонет надрывно ураганомер.

Швайдецкий поднимается с нар и выходит в моторную.

— Жмите, хлопчики! Утром шифровки от верховного[13] принимать надо. Чтоб все в порядке было. А я пойду себе.

— Спокойной ночи, Доминик Витольдович! — кричит с пола Сенька и дурашливо отвешивает частые, мелкие поклоны. — Спите спокойно, мосьпане. Под ажур сделаем!

Швайдецкий берет большой фонарь, с которым пришел, но у порога в нерешительности останавливается. Перекатными волнами, с утробным басовым распевом мчится за дверью снежная буря.