— Да я же не против, — поднял глаза Васюк. — Буду помогать.
— Я знал ведь, что будешь помогать! — шумно обрадовался Петр.
А Никита помолчал, посвистывая сквозь зубы, и сказал хмуро:
— Нет, годки, так дело не пойдет.
— Сказал ведь я: буду помогать по мере силы возможности. Чо еще надо? — обиженно спросил Васюк.
— А я сказал, что так дело не пойдет! — заорал вдруг моряк. — Будем резолюцию голосовать! А резолюция такая. Была оборона, теперь будет лобовая атака. Кому атака не по вкусу, подымай руку. Начали!
Не поднялась ни одна рука.
— Ну, теперь смотрите, — со скрытой угрозой, ни к кому не обращаясь, сказал Никита и добавил: — Однако считаю, и этого мало. Дело задумали трудное и серьезное. Командир нам нужен. Ему полное подчинение. Кого командиром?
— Кого же, кроме Петра? — сказал сибиряк. — Он придумал, ему и командовать.
— Правильно, — рубанул кулаком Никита. — Мы в тебя, колпинец, как в три туза, верим.
— Ладно, принимаю, — в голосе Петра зазвучала спокойная, уверенная сила. — Начинаем. Сейчас же. Самое время. Искру не видно. Шторм. Свяжемся с Детским. Матюша, в аппаратную! Послушай, что на приемнике.
Вместе с Матвеем ушел из моторной и Васюк. Он прошел прямо в «кубрик» и сел на нары.
— Детское закончило передачу и слушает Москву! — крикнул через минуту Матвей.
— Никита, включай двигатель! — взволнованно приказал Петр. — Дай сто пятьдесят постоянного! Переменного двести семьдесят!
— Есть! — гаркнул возбужденно моряк. — Эх, мать пречестная, и насолим драконам, и наперчим, и нагорчим!
Мотор чихнул, дал вспышку, другую, третью и запел густо и ровно. Затем всплыл высокий, протяжный гул разрядника. Диски шли с быстротой трех тысяч оборотов в минуту.
— Петя, у динамы щетки шибко искрят, — забеспокоился Никита.
— Ни черта! Нужна вся мощность. До Детского две тысячи. Отойди!
Петр сам нажал рубильник передачи. В углах реле вспыхнули, погасли и снова вспыхнули молнии. В зубцах разрядника рявкнула, пробивая воздух, электрическая искра. Комната осветилась злым зеленым светом.
Петр перешел в аппаратную, и сибиряк протянул ему снятые наушники. Колпинец был тонким мастером настройки и отстройки — большая его рука легла на ключ, и ключ запрыгал, выбивая точки и тире морзянки.