– Успокойся, Лида, – он поймал мои руки, – успокойся!

Я сказала: Выйди.

И он вышел.

Я набрала номер. Миша сонно сказала: Да.

– Это ты, – колени задрожали. Я опустилась на коврик у ванны. – Я знаю, это ты!

– Лидок, ты о чем? Твою мать, четыре утра! Что из сделанного мной заставило тебя позвонить в четыре утра?

– Ты заказал ее. Ты убил Гришу, – говорила я тихо. Марк стучал в дверь, прося открыть.

– Лидок, тебе плохой сон приснился? Приезжай, и мы решим все наши разногласия. Мне надоела эта игра.

Я слышала шум рядом с ним. То ли телевизор, то ли кто-то еще. Миша не женат, но у него была куча постоянно циркулирующих по постелям баб. Все, что он хотел сделать со мной, он делал с ними.

– Кто там рядом с тобой? Избавься от нее.

Я услышала шум. Они ругались. Потом голос в трубке сказал:

– Есть.

– Найди ручку, – сказала я тихо, закрывая глаза, – пиши.

Он был в себе. И он снова делал то, что говорила я.

– Пиши… Я, Михаил Мамасович Миросян, … какого ты там года рожденья? В здравом уме и твердой памяти признаюсь в совершенном преступлении. Я нанял человека и заплатил за… – я сглотнула. Гриша все же поменяла паспорт. Из глаз снова потекли слезы. – Убийство Григории Мироновы.

Отстранив на мгновение трубку, я судорожно вздохнула.

– Пиши дальше: Я не был убийцей. И я не могу это вынести. Простите…

О чем он думал?

– Возьми нож, – моя щека касалась края ванны, холодного и твердого. – По точилке… Твоей новой точилке для ножей… проведи три раза, как ты показывал, когда хвастался ее покупкой.

Я слышала, как Марк за дверью опустился на пол. Он все еще просил открыть… Просил не делать это. Кажется, он понимал.