Я открыла рот, чтобы начать возражать. Он приподнял ладонь и отвернул лицо в непререкаемом «нет».

– Предлагаю завершить реабилитацию у меня дома. Мой семейный доктор будет приезжать каждый день.

– Что они подумают?

Почему-то это было единственным опасением. Что подумают те, кто заказал мне этого человека? Не что подумает его семья или Марк. Что подумает администрация?

– При желании спросишь об этом на следующем собрании.

Я прикрыла глаза. Они молчали эти дни, будто меня не существовало. Они не могли не знать, что я жива. Или?..

– Ты спрятал меня? – изумилась я. – Я мертва для них?

Ласкар засмеялся в голос: сильно, грубо, по-мужски.

– Вот так нынче переходят на «ты», да?

Смущенно улыбнувшись, я потупилась.

Он вытолкнул мою коляску из раздвижных дверей стационара меньше, чем через полчаса. Помог пересесть в машину и отрегулировал сидение, убрал кресло-каталку в багажник и сел за руль. Мы не трогались, хотя мотор был заведен. Ласкар над чем-то задумался, а я не решалась отвлечь. Отвернувшись к окну, я бездумно разглядывала здание клиники.

– Лида, – он позвал, будто упрекнул, – ты готова?

– Давно готова, – удивилась я. За время пребывания в клинике я отвыкла пожимать плечами.

– То есть персонал клиники… – он кивнул в окошко.

Открыв рот, я сдержалась, чтобы не засмеяться. Мысленно хлопнула себя ладонью по лбу. Ласкар насмешливо покачал головой. Прикрыв глаза, я отдала несколько четких команд людям, видевшим и лечившим меня в течение трех недель. Они не забыли меня, нет. Просто, теперь они были уверены, что все юридически формальности соблюдены. Если кто-то что-то у них спросит, вспоминать они будут с трудом и только оплаченный счет поможет зацепиться за то, что факт присутствия был. Но не более.

Мы молчали всю дорогу. В салоне висело густое, жаркое напряжение и работающий кондиционер ничуть не помогал. Разрядить обстановку было невозможно. Мы оба знали причины и понимали, что поделать с этим ничего нельзя. Не задумываться, не уходить в себя, контролировать движения, взгляд, голос…

Я испытывала возбуждение и муку в его присутствии. Не исключено, что он ощущал нечто схожее. Приходилось усмирять в себе кипящую смесь азарта и желания. И этот жесткий контроль тоже приносил удовольствие, но уже другого порядка. Подобное испытываешь, осознавая власть над мужчиной, который, в свою очередь видит и осознает свою власть над тобой. И я не знаю что более желанно: победить или быть побежденной. И это не имеет никакого значения, потому что оба результата, по сути – едины.

Мы были как два спортсмена, два чемпиона, наконец встретившиеся для того, чтобы испытать друг друга в честной схватке… Я внезапно засмеялась этой мысли и мышцы пресса недовольно загудели. Машина въехала на территорию поместья. Ласкар заинтересованно обернулся.

– Тяжело с вами, – вздохнула я искренне.

– С тобой легко… – ответил он в тон и заглушил мотор.