Марк замер на полу-вздохе и остановил на мне неподвижный взгляд. Боль начала стремительно нарастать, с каждой секундой становясь все менее выносимой. Марк смотрел молча, напряженно, болезненно. В какой-то момент показалось, что ему больнее, чем мне.

– Если он придет сюда, не препятствуй. От меня потребуют показания. Я их дам сразу, как только придут полицейские. Скажи Мише… Ты сказал Мише, что меня не будет пару дней?

Выпустив мою ладонь, Марк встал и отошел. Я повернула голову к окну, за которым притаились сумерки. Утро сейчас или вечер понять было сложно. Постояв с минуту, он глубоко вздохнул и прикоснулся к лицу. Я поняла, что он вытер слезы. Отвернулась, смаргивая собственные. Заплакать сейчас было бы слишком больно. Все пули попали в живот. Все тело являлось одним сплошным пластом боли. Где конкретно находились дырки, понять было невозможно. Из руки торчала трубочка, которую, хотелось почесать, будто она была частью меня. За то, чтобы вымыться, я бы отдала день жизни. Или получила бы еще одну пулю. Одной больше, одной меньше. Здесь тоже счет имеет значение лишь от нуля до единицы…

– Что-нибудь еще?

Я вздрогнула, оборачиваясь. Марк стоял надо мной у кушетки.

– Ты бабушке не говорил? Нет? – я успокоено моргнула, когда он отрицательно качнул головой. – Не говори, перенервничают. Со мной ведь все будет в порядке? Ничего серьезного?

Не то, чтобы я спрашивала. Откуда-то была уверенность, что если ни через неделю, так через месяц или год, но я приду в норму. Присев на краешек кушетки, Марк наклонился к моему лицу и обнял ладонью щеку.

– Конечно, родная. Все будет хорошо, – поцеловал в уголок губ. На мгновение прикоснулся лбом к моему плечу, гладя пальцами щеку. – Я отойду на пару минут и вернусь. Хорошо?

Я кивнула. Конечно.

Конечно.

Стремительно поднявшись, Марк вышел. Посмотрев в окно, я увидела, как тонкий солнечный луч проползает по открытым жалюзи и врывается в палату. Утро.

Ощущение слабости, расползшейся по телу и придавливающей к постели, пришло через полчаса, когда вернулся Марк. Оказывается, человек от Ласкара ждал моего пробуждения и поймал Марка сразу, как только понял, что я очнулась. Самого Ласкара ко мне, по понятным причинам, не пускали.

Так вот, когда вернулся Марк с незапечатанным конвертом в руке, я поняла, что поднять руку (не говоря уже о том, чтобы перевернуться на бок или сесть) слишком утомительно. С Марком пришел доктор. Осмотрев меня и задав несколько вопросов, он удовлетворенно кивнул и вышел. Когда рука с письмом без сил упала на постель, я посмотрела на спину мужа у окна.

– Прочти, пожалуйста.

Он обернулся. Медленно, нерешительно подошел и потянулся к листку бумаги. Начал читать:

– Лида, благодарю тебя за сохранение жизни себе и мне. В местной полиции открыто дело. Уверен, для тебя не составит труда все уладить. Имена и контактные данные списком внизу. Когда поправишься, буду рад увидеть в гостях. Л.М. – Марк перевел взгляд с письма на меня. – Тут список из шести имен на английском. Должности, имена и адреса.

– Спасибо, – кивнула я.

– Куда положить? – спросил, складывая лист.

Я постучала пальцами по простыне. Мне нужны эти имена. Нужно заняться ими сегодня же. Не удивляясь, Марк подложил письмо под мою ладонь.

– Чего-нибудь хочешь?