Будто опомнившись, хозяин дома распрямился и сложил бумаги аккуратной стопкой.

– Она погибла, Лида. Она выбрала это сама, потому что… могу предположить, то, что она хотела считать жизненно важным результатом, было недостижимо. А процесс ее не интересовал.

Я непонимающе тряхнула головой.

– Ты права. Сейчас не лучшее время для философствования на сторонние темы, – сделав маленький глоток, Ласкар откинулся в кресле. – То, как старушка обрисовала мою позицию – максимально приближено к действительности.

Я молчала, напряженно наблюдая за собеседником. Даже то, что Ласкар назвал ее так же, как мысленно зову я сама, не вызвало улыбки. Его расслабленные движения и спокойный голос настолько умело скрывали вырвавшийся четвертью часа ранее страх, что я перестала в него верить. Более того, намеренно или в забытьи, Ласкар вызывал несовместимые со спокойной беседой желания и мысли. Не соблазнял, нет. Заводил одним своим присутствием.

– Ты согласна с моей… оппозицией? – он с усмешкой посмотрел на розовую папку.

– Что? – я сфокусировала на нем взгляд. Ласкар улыбнулся. – Не знаю.

Я вздохнула, отворачиваясь.

– Я пришла к выводам, возможно ошибочным, что ваша правота не имеет значения в сложившейся ситуации.

– Уже интересно, – сейчас на его лице мелькнула тень смеха, запечатленного на присланной мне фотографии, – продолжай.

Озвучить догадки и мысли, посетившие меня на пути в аэропорт месяц назад, значило проявить исключительное самомнение. Но как еще передать свои опасения? Возможно, получится привести разговор к ним мягче чуть позже.

– Когда и почему вы начали сомневаться в правильности того, что… наша организация делала веками?

– Не скажу, что мне не нужны сторонники, а тем более такие сильные исполнители… Но, милая, я не пастор. Я не приведу тебя к истине. Я не открою тебе ничего нового. Мне наплевать, что ты думаешь о моем выборе. Я уже сделал его. И не собираюсь отступать, – Ласкар больше не улыбался. Сделав внушительный глоток, он стукнул стаканом об стол. – Возможно, отсутствие тщеславия и делает тебе честь, но нерешительность – излишня. Я озвучу то, что ты хочешь сказать. Изволь. Ты решила, что администрация решила избавиться от тебя. Ты поняла, что у них есть повод опасаться тебя. Ты поняла, что можешь намного больше, чем хочешь. И единственный, кто может захотеть тебя сейчас защитить – это я. Все так?

Я сглотнула и опустила взгляд.

– Ты ошиблась, предположив, что я спрятал тебя, – сказал он безразлично.

Я подняла взгляд, не скрывая испуга.

– Они наверняка знают, что мы оба живы и практически здоровы. Наверняка знают, что мы находимся здесь. Возможно, в эту самую минуту плетут для тебя трагическую случайность. А, может быть, в нашу сторону летит истребитель, чтобы сровнять мой дом с землей, – он зло посмеивался. Становилось жутко. Я хотела подняться, но встретила взгляд хозяина дома, отрицательно качающего головой. – О да, их фантазия вполне реализуема при имеющихся средствах.

Ласкар поднял голову к потолку и перевел взгляд к окну.

– Я об этом не думал, кстати, – показательно нахмурился и тут же громко засмеялся. Меня начало трясти. – Как думаешь, что важнее: избавиться от меня ради спасения тысяч обреченных на смерть, или избавиться от тебя ради сохранения власти?

Я затаилась в кресле. Тело болело от напряжения. Казалось, что во мне разошлись все сросшиеся дыры и швы. Что внутри раскрывается кровоточащая рана: болезненная и опасная.