— Сказывай, какие на̀говоры говаривала?

— Во имя отца и сына и святого духа! Стану я, перекрестясь, выду я, благословясь. Как в белом алатырь камени стоит золот стул, а на том златом стуле сидит святая Мария. Держит святая Мария ножницы, а обрезывает святая Мария с раба божия прикосы, призоры, уроки, денные и полуденные, ночные и полуночные, лихую порчу, щепоту, икоту, потяготу, позевоту, из костей, из лица, из черной печени, из горячей крови, изо всего стану…

— Ладно. То порчу выгонять. А напускать как?

— Я, государь, не напускала. Я добрым обычаем лечивала.

— А с чего ж княжич-то помер?

— То Ондрейка душегуб, отравное зелье ему дал.

— А твое кое зелье было — белое?

— Красное, государь.

— Подкинь-ко дровец, малый. Огонь дело праведное. Сразу правда заголосит.

Подручный кинул охапку сухих дров и пук соломы на чугунный заслон под дыбой и запалил факелом. А бревно, между ног всунутое, вытянул.

Пламя так и опахнуло Ульку. Ноги у нее ужом свились, и она закричала не своим голосом:

— Ой-ой, смерть моя! Ой, белое, государь, белое! Ой, горю, смерть моя!

— Говори, что в том питье было? Не сгоришь.

— Трава, государь, добрая… Плакун… ой-ой-ой. Мочи нет!