Несмотря на численное превосходство и наличие артиллерии в виде минометной батареи, немцы не смогли добиться успеха. Глубокие снега не позволяли им провести фланговый охват занявшего оборону противника, а лобовая атака под прикрытием минометов закончилась полным фиаско. Для брони советских танков разрывы немецких мин не представляли серьезной угрозы, тогда как автоматчики старшего лейтенанта Матюхова успели основательно окопаться. Совместными усилиями атака гитлеровцев была успешно отбита, но одержанная отрядом капитана Лавриненко победа по своей сути была пирровой победой, так как запасы боеприпасов и горючего у танкистов были на исходе.

Если бы немцы под покровом ночи повторили свою атаку, неизвестно, чем бы закончился так славно начавшийся рейд. Скорей всего, танкисты и автоматчики пали бы смертью храбрых, но положение в самый последний момент спасла рота капитана Павловского, прорвавшаяся к отряду Лавриненко и поставившая финальную точку в сражении за Гжатск.

Поделившись по-братски с танкистами капитана Лавриненко имевшимся горючим и боеприпасами, две танковые роты стремительным марш-броском достигли окраин Гжатска, тем самым сохранив его от тотального уничтожения. Напуганный внезапным появлением советских танкистов, полковник Шпильгаген поспешил оставить Гжатск, в панике скрывшись под покровом наступившей темноты.

Ограниченность боеприпасов и горючего вынудила Лавриненко остаться в освобожденном от неприятеля городе, хотя капитан всей душой рвался продолжить бой с ненавистным врагом. Доложив по радио командованию о невозможности продолжить преследование отступившего противника, Лавриненко попросил как можно скорее прислать ему машины с горючим и боеприпасами. Из ответного послания танкист с приятным для себя удивлением узнал о том, что за успешные действия в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками он представлен к званию Героя Советского Союза, а также ему присвоено очередное воинское звание – майор.

Причина, приведшая к столь неожиданному дождю из наград, упавшему на голову Лавриненко, называлась писателем Бубенчиковым. Снедаемый желанием первым поведать стране и столице о скором освобождении Гжатска, он дозвонился до редакции главной газеты страны, вызвав там сильный переполох. Шутка ли это, столько времени не могли взять Гжатск, и вдруг бои идут на ближайших подступах к городу.

Как это часто бывает, «сарафанное радио» быстро превратило известие о боях на подступах к Гжатску в ожесточенные уличные бои на его окраинах. Кончилось все тем, что ответственный редактор главной газеты страны позвонил своим знакомым в Генеральном штабе и попросил уточнить информацию о скором взятии Гжатска. Злые языки потом говорили, что благодаря Бубенчикову известие об освобождении Гжатска чуть было не попало в вечернюю сводку Информбюро. К грядущему празднику армии и флота подобные успехи были бы очень кстати.

Запрос о положении дел под Гжатском из Генерального штаба ушел в штаб фронта, оттуда в штаб армии, который оказался в сложном положении, так как знал, но не доложил. Спасая положение, командарм заявил, что Гжатск уже взят, а главный герой этих событий капитан Лавриненко представлен к поощрению.

Потом, естественно, командарм высказал все, что он думает о Кузьмичеве, а тот, в свою очередь, дал волю в отношении Любавина и Селиванова, но этим все дело и ограничилось.

Как ни был зол Батюк на подставивших его командиров, он был вынужден представить их обоих к ордену Боевого Красного Знамени, и вновь из-за писателя Бубенчикова. В репортаже об освобождении Гжатска, который ушел в ряд центральных газет, наряду с успешным рейдом капитана Лавриненко, он, не жалея красок, расписал действия начальника штаба, организовавшего всю эту операцию, и командира полка, её исполнившего. В свете недавнего всестороннего обсуждения пьесы Корнейчука «Фронт», оставить без наград освободителей Гжатска Батюк никак не мог. В противном случае он бы уподобился одиозному комфронта Горлову, и тайные недоброжелатели генерала обязательно просигнализировали бы о его неправильном поведении куда следует.

Впрочем, Батюк отыгрался на комдиве Кузьмичеве, наградив его своей властью орденом Отечественной войны 2-й степени. Сама награда была почетна как среди солдат и офицеров, так и среди генералов, но весь яд полученной награды крылся в её младшей степени, ею обычно награждался рядовой, сержантский и младший командирский состав, – а также в формулировке представления.

В наградном листе значилось: «За отличное руководство по материально-техническому обеспечению войск, приведшее к разгрому соединений противника». Для боевого генерала, которым являлся генерал Кузьмичев, это был сильный удар по его самолюбию. Комдив с трудом скрывал охватившую его злость, когда Батюк прилюдно вручил, а затем заставил обмыть полученный орден.

Не остался без награды и сам журналист-орденоносец. По ходатайству Любавина, комполка Селиванова своей властью наградил Бубенчикова медалью «За боевые заслуги», чему тот был несказанно рад.

Оставление немцами Гжатска, а затем и Ржева, из-за которого было пролито столько крови, породило у командования фронтом и Ставки радужные и далеко идущие надежды, которые, впрочем, быстро увяли.

Генерал Модель отводил свои войска основательно и неторопливо, и бои на подступах к Гжатску были единственной неприятной неожиданностью для немцев. Все остальное было осуществлено строго по плану, разработанному генералом.

Чтобы не дать возможности противнику сесть на хвост отступающему арьергарду, немцы применили массовое минирование, как противотанковыми, так и противопехотными минами. Кроме этого, чтобы охладить наступательный пыл советских войск, немецкие саперы прибегли к такому неожиданному ходу, как ложное минирование.

Суть его заключалась в том, что вместе с одним боевым зарядом они зарывали в землю гильзы от снарядов, пустые оболочки от мин или просто металлические предметы, на которые реагировали миноискатели или саперные щупы.

Этим простым, но действенным приемом немцы сразу убивали двух зайцев. Снижали темп наступления советских войск и одновременно притупляли их бдительность. Поверив, что мины у немцев кончились, войска начинали преследование отходящего врага, и через километр-другой после ложного минного поля танки и пехота налетали на новые мины.

Одновременно с этим немцы минировали колодцы, дома и хозяйственные постройки на пути отступления. Много коварных сюрпризов сняли советские саперы, но много людей погибло в первые дни наступления.

Все это создавало гипертрофированный страх перед минной угрозой, который играл на руку отступающему Моделю. Не помогали даже грозные окрики из Ставки Верховного Главнокомандования, требовавшей смелых и стремительных ударов по войскам противника. Боясь понести большие потери, командармы усиленно дули на воду, обжегшись раз на молоке.

Столь откровенно осторожная тактика стала причиной мрачной шутки из уст Сталина после очередного доклада генерала Антонова о положении дел на Западном фронте: