Стремясь спасти положение, Манштейн в который раз стал отчаянно перетряхивать свои порядком оскудевшие резервы, чтобы предотвратить прорыв противника к Батайску со стороны станицы Манычская.

Поручить столь важное дело он решил командующему танковым корпусом генерал-лейтенанту Бальку. Одновременно с этим в ставку фюрера полетела телеграмма с требованием прислать подкрепление.

«Положение на южном участке Восточного фронта можно честно назвать критическим. 4-я танковая армия Гота из последних сил сдерживает непрерывные атаки противника, которые продолжают нарастать с каждым днем. Если незамедлительно не будут присланы дополнительные силы, в сложившейся обстановке я не ручаюсь за то, что 1-я танковая армия генерала Макензена не будет отрезана противником в русских степях», – гласила телеграмма, но она не произвела должного действия. Фюрер ограничился привычными призывами к стойкости, запретом оставлять населенные пункты без его приказа и туманными заверениями в скорой помощи.

Ответ Гитлера вызвал бурю негодования со стороны Манштейна, и если бы не его начальник штаба, фельдмаршал незамедлительно подал бы в отставку. Тот буквально умолил Манштейна не бросать верящих ему солдат в столь критическом положении.

Нервов, переживаний и негодований со стороны командующего группой армий «Дон» наверняка было бы куда больше, если бы он узнал, что о содержании его телеграммы и ответе фюрера знают в Москве. Так случилось, что один из телефонистов, отвечавший за связь ставки фюрера со штабом Манштейна, работал на советскую разведку. По счастливому стечению обстоятельств, добытая им информация через сутки оказалась в Москве и была доложена Сталину.

Сообщение от «Вертера» как нельзя лучше дополняло и подтверждало ту концепцию, на которой настаивал вождь, общаясь с начальником Генерального штаба Василевским. Получив после капитуляции Паулюса звание маршала Советского Союза, он по-прежнему находился на Нижнем Дону, выполняя директиву Ставки о переходе «Малого Сатурна» в «Большой Сатурн».

Оценивая сложившуюся обстановку, Сталин считал, что Ростов надо брать не лобовым ударом, как это виделось Василевскому и Малиновскому, а обходом с юга через Батайск, с выходом на Азов.

– Противник упорно держится за Ростов, так и пусть держится. Захватив Батайск, мы не только обесценим стратегическую значимость для немцев Ростова, но и создадим на пути отступления их кавказской группировки прочную пробку, которая отрежет от основных сил противника двадцать четыре полноценные дивизии и позволит сохранить нам свои силы, которые очень понадобятся для освобождения Донбасса. Для освобождения восточных областей Украины с возможным выходом к берегам Днепра.

– Полностью согласен с вами, товарищ Сталин. Для взятия Батайска, думаю, следует задействовать 3-ю гвардейскую армию. Она хорошо показала себя под Сталинградом и, судя по докладу Лелюшенко, не истратила свой ударный потенциал, – предложил Василевский, но вождь эту идею не поддержал.

– Мы с товарищем Антоновым считаем, что войска Лелюшенко следует незамедлительно вернуть товарищу Ватутину и использовать их в полосе действий Юго-Западного фронта. Неудобно не держать данного ему слова, – усмехнулся Сталин.

– Они будут тут очень кстати, чтобы вместе с войсками Воронежского фронта, начавшими операцию «Звезда», полностью изгнать немецко-фашистские полчища с берегов Дона. А в помощь Южному фронту мы решили направить соединения 64-й и 65-й армий. По мнению товарища Рокоссовского, это наиболее боеспособные соединения, не требующие большого пополнения.

– Понятно, товарищ Сталин, будем ждать их прибытия. Как товарищ Антонов, справляется? Есть замечания? – поинтересовался Василевский, лично рекомендовавший генерала Антонова на пост начальника оперативного отдела.

– Он старается, – кратко ответил вождь. После длительной чехарды с назначением на столь важный пост Генерального штаба нового лица Сталин проявлял сдержанность и не торопился раздавать комплименты.

Тема положения на Нижнем Дону обсуждалась Верховным и на встрече с генералом Рокоссовским и сопровождавшими его Вороновым и Мехлисом. Все трое были приглашены Сталиным в Кремль, и для всех них она запомнилась на всю жизнь.

В первую очередь тем, что, едва Рокоссовский со своими спутниками переступил порог сталинского кабинета и начал ему рапортовать, вождь, не слушая его слова, подошел к нему с протянутой рукой.

– Огромное вам спасибо, Константин Константинович, – произнес Верховный и с чувством пожал ему руку.

Подобное поведение и особенно обращение потрясли не только Рокоссовского, но и Воронова с Мехлисом. Дело в том, что Сталин никогда и никого из военных, за исключением маршала Шапошникова, не называл по имени и отчеству. Только товарищ такой-то или по званию, и вдруг – Константин Константинович.

От оказанной ему вождем такой чести Рокоссовский смутился и покрылся красными пятнами.

Довольный произведенным эффектом, вождь дружеским жестом пригласил военных сесть за стол заседаний, а сам встал рядом с ними.

– Почему непорядок? – Сталин требовательно ткнул пальцем в петлицы Рокоссовского, где красовались пять звезд генерала армии. Это высокое звание было присвоено полководцу всего день назад, и, летя в Москву, он добавил новую звезду в старые петлицы.