— Fac fortia et patere, — распевает Дункан, как мне кажется, на латыни.

— Fac fortia et patere, — подхватывают остальные.

А потом тихо, но настойчиво:

Я смотрю на мужчин, и мне кажется, что их глаза блестят в мерцающем свете свечей. Лица раскраснелись — они возбуждены и пьяны. По моей спине бегут мурашки. Учитывая пламя свечей, темень за окнами и странный ритм пения и барабанного боя, я внезапно чувствую, что наблюдаю за каким-то сатанинским ритуалом. Есть в этом что-то такое угрожающее, племенное. Я прижимаю руку к груди и чувствую, как колотится сердце, словно у испуганной зверушки.

Барабанный бой доходит до кульминации, пока не становится настолько бешеным, что посуда и столовые приборы прыгают по столу. Стакан соскакивает и разбивается. Никто, кроме меня, не обращает на это никакого внимания.

И вот, наконец, когда я чувствую, что больше не могу этого выносить, они все вопят и останавливаются. А потом пристально смотрят друг на друга. Их лбы блестят от пота. Зрачки расширились, будто они что-то приняли. Теперь огромные гиены смеются, оскалив зубы, и хлопают друг друга по спине с силой достаточной, чтобы причинить боль. Я замечаю, что Джонно смеется не так громко, как остальные. Почему-то его ухмылка кажется неестественной.

— А что это значит? — спрашивает Джорджина.

— Ангус, — лепечет Феми, — ты у нас фанатеешь по латыни.

— Первая часть, — отвечает Ангус, — переводится как «Будь храбрым и терпи», что и было девизом школы. А вторую часть мы сами добавили, это значит «Если я не склоню небесных богов, то всколыхну ад». Раньше мы пели это перед матчами по регби.

— И не только, — подхватывает Дункан с противной ухмылкой.

— Как угрожающе, — говорит Джорджина. Она уставилась на красного, потного мужа с безумным взглядом так, как будто никогда в жизни он не был столь красив.

— В том и смысл.

— Ну все, дамы! — кричит Джонно. — Хватит ходить вокруг да около, пора выпить!

Остальные снова одобрительно кричат. Феми и Дункан мешают виски с вином, подливают туда оставшийся с обеда соус, солят и перчат, и все это превращается в отвратительную коричневую жижу. А потом начинается игра — каждый бьет ладонями по столу и орет во все горло.

Первый проигрывает Ангус. Пока он пьет, жижа капает с его подбородка на белую рубашку, оставляя коричневое пятно. Остальные смеются над ним.

— Идиот! — орет Дункан. — Почти все вылилось на грудь.

Ангус делает последний глоток и давится с выпученными глазами.

Следующий Уилл. Он пьет умело. Я смотрю, как работают мышцы его горла. После он переворачивает стакан и ухмыляется.

Следующий проигрывает Чарли. Он смотрит на свой стакан и делает глубокий вдох.

— Давай, девчонка! — кричит Дункан.