— Боже, — говорит Ханна, — это эхо. Твой бывший… он с тобой что-то сделал? Моя знакомая… — она резко осекается, а потом продолжает: — У моей сестры Элис тоже был парень в университете. И он плохо отреагировал на их разрыв. Очень, очень плохо…

Я жду, пока Ханна скажет что-то еще, но она молчит. Вместо этого она берет у меня бутылку и делает большой глоток.

— Нет, дело совсем не в этом, — отвечаю я. — Да, Каллум правда был отстой. Он даже особо не скрывал, что сразу после разрыва стал встречаться с Элли. Но именно он меня бросил, так что все не так.

Теперь я хватаю бутылку и делаю глоток. Я чувствую на горлышке вкус ее помады.

— Все случилось на летних каникулах после окончания семестра. Я остановилась у Джулс в Ислингтоне, пока она была в командировке.

Я рассказываю свою историю темноте, а она шепотом повторяет мои слова. Я говорю Ханне, как мне было одиноко. Как я жила в большом городе, о чем всегда мечтала, но поняла, что мне не с кем это разделить. Как вечером в пятницу я ходила в магазин через пару кварталов от квартиры Джулс, чтобы купить чипсов, молока и хлопьев на завтрак, проходя мимо всех этих людей, стоящих у баров, которые пьют и смеются. Как я чувствовала себя последней неудачницей с рыжей сумкой для продуктов, которую ждет одинокий вечер с Netflix. Как именно в такие моменты я всегда вспоминала о Каллуме и думала, что бы мы сейчас делали вместе, и от этого мне становилось еще паршивее.

Я все еще не могу поверить, что рассказываю это практически незнакомому человеку. Но, пожалуй, в этом и суть. Может, из всех этих людей только ей я и могу рассказать, потому что она незнакомка. Водка, конечно, тоже помогает, как и кромешная тьма, из-за которой я почти не вижу лица Ханны. Но мне кажется, что я не смогу рассказать всего. Сама мысль об этом вызывает панику. Но, возможно, если я начну сначала и расскажу бо́льшую часть, мне хватит храбрости дойти до конца.

— Я копалась в телефоне, — продолжаю я, — и видела, что Каллум был с Элли. Она выкладывала фотки в «Снэпчат». На одной она сидела у него на коленях. А на другой целовала его и показывала средний палец в камеру, как будто не хотела, чтобы их видели… вот только потом взяла и выложила на всеобщее обозрение, идиотка.

Ханна снова пьет из бутылки и вздыхает.

— Наверное, ты чувствовала себя просто ужасно, — говорит она, — когда это увидела. Боже, социальным сетям за многое придется отвечать.

— Да, — я пожимаю плечами, — действительно, чувство было… поганое.

Чтобы она не приняла меня за сумасшедшую, я не стала говорить, сколько раз смотрела на те фотографии, сжимала сумку с продуктами и рыдала.

— Друзья советовали мне развеяться. Ну, знаешь, вроде как показать Каллуму, что он потерял. Все твердили, чтобы я зарегистрировалась в приложениях для знакомств, но я не хотела этого делать в университете, где все друг друга знают.

— На каких сайтах, вроде «Тиндера»?

Думаю, так она решила показать, что на одной волне с молодежью.

— Да, только «Тиндером» больше никто не пользуется.

— Прости, — шепчет она. — Я же старуха, помнишь? Откуда мне это знать?

Она звучит немного тоскливо.

— Не такая уж ты и старая, — говорю ей я.

— Что ж… спасибо, — и она слегка пихает меня коленом.