Когда операцию «Оверлорд» только начали планировать, было очевидно, что самым трудным будет прорыв через пляж «Омаха». На пляже было двенадцать опорных пунктов с тяжелыми орудиями, в том числе 88-миллиметровыми (самыми мощными в 1944 году) зенитными орудиями и 75-миллиметровыми противотанковыми Pak 40. Множество пулеметных огневых точек и траншей позволяли немцам относительно безопасно перемещаться между позициями. В некоторых местах над пляжами нависали скалы высотой от тридцати до пятидесяти метров. Особенности пляжа «Омаха» побудили и немцев, и союзников использовать нестандартные стратегии. Генерал Леонард Героу, командующий 5-м корпусом (подразделение, которое возглавило атаку в День Д), хотел высадить свои войска во время отлива под покровом темноты, чтобы снизить угрозу со стороны немецких тяжелых орудий, защищавших пляжи. Героу предложил с помощью водолазов расчистить заминированное мелководье, но его просьбу отклонили. Это могло нарушить график операции, а Эйзенхауэр, Монтгомери и Брэдли были непреклонны в соблюдении плана.
Первая волна атаки была запланирована на 6:30. Эйзенхауэр считал, что 40-минутная бомбардировка перед высадкой уничтожит растяжки на берегу. Но недавний опыт подсказывал, что не все идет по плану. После того как авиация разрушила аббатство в Монте-Кассино, немцы превратили развалины в грозную огневую точку.
Молодые немецкие солдаты наблюдали за высадкой с обрыва. Они видели, как армада из пяти тысяч кораблей приближалась со скоростью двадцать – тридцать километров в час. «Мы словно наблюдали за огромным городком на берегу моря», – сказал позже один юный немец. Однако ветераны битв за Москву, Курск и Монте-Кассино не упускали возможности, когда видели ее. Когда первая волна десантных судов подошла к пляжам, лейтенант Фреркинг, сидевший на высоком утесе, крикнул в свой телефон: «Десантный корабль слева от нас!» Сержант, принявший сообщение, выглянул в оконце и не поверил своим глазам. «Они собираются выплыть на берег прямо под нашими пушками?» – удивился он. Затем на связь вышел полковник артиллерии и сказал: «Не открывать огонь, пока противник не подойдет к берегу».
Некоторое время пальцы солдат беспокойно теребили спусковые крючки. Фреркинг вернулся на линию: «Орудия к бою! Все орудия на дистанции, цель четыре, восемь, пять, ноль. Основное направление двадцать плюс, взрыватель ударного действия!» Через мгновение разорвался снаряд, и сто американских матерей остались без сыновей.
Многие солдаты первой волны атаки добрались до берега физически и эмоционально истощенными. Выпрыгивая из десантных судов, люди попадали под ружейный и пулеметный обстрел. Часто они были слишком слабы, чтобы плыть, и тонули в приливных волнах. Остальные солдаты оцепенели от страха. Хирург из 1-го отделения сказал, что у многих из них, похоже, «отключились психические функции. <…> Они могли двигать конечностями, но ничего не отвечали и не делали». Одним из самых ярких зрелищ дня была группа раненых, свисавших с корпуса десантного корабля, выброшенного на мель примерно в пятидесяти метрах от берега. С наступлением утреннего прилива солдат одного за другим смывало в море. Позже тем утром офицер ВМС наткнулся на десантный корабль, наполненный телами, плававшими в ржавой воде. Несколько дней спустя он все еще задавался вопросом, кто или что убило людей. Хаос, охвативший пляжи в то утро, отчасти был результатом ошибок разведки. Согласно одному сообщению, пляжи защищала 716-я пехотная дивизия, второсортное подразделение с большим отрядом русских перебежчиков. Но половина 352-й пехотной дивизии, одного из самых грозных немецких подразделений в Нормандии, была размещена не там, где ожидалось; она уже была на берегу, как и два пехотных батальона, и батальон легкой артиллерии.
Плохая связь между морем и берегом мешала старшим командирам следить за боевыми действиями с крейсеров и линкоров у берега, но поступавшие разрозненные донесения рисовали мрачную картину. Многие солдаты первой волны укрылись за неровностями пляжа и песчаными дюнами и не предпринимали никаких усилий для продвижения вперед. Незадолго до полудня генерал Омар Брэдли, следивший за ходом операции с авианосца «Огаста», приказал своему помощнику майору Честеру Хансену отправиться на сушу и оценить ситуацию. Хансен вернулся через полтора часа с мрачными новостями: первая волна застряла на пляжах, а вторая, третья и четвертая волны накатывались друг на друга.
Однако у Хансена была одна хорошая новость.
Как и в случае с Анцио, самолеты люфтваффе ненадолго показались над пляжами, чтобы не ударить в грязь лицом, а затем исчезли в утреннем небе. Время шло, и непрерывный пулеметный огонь, страх и истощение брали свое. Одни солдаты плакали, другие проклинали все на свете, третьи сходили с ума, вскакивали на ноги, и пулеметный огонь разрывал их на части. Смертельно раненные, сгрудившиеся на мелководье, они были похожи на морских животных, выползших на берег умирать.
Главнокомандующий немецкими войсками в Нормандии – фельдмаршал Герд фон Рундштедт – был отпрыском семьи, которая веками снабжала Германию солдатами. Стройный, хладнокровный и надменный, Рундштедт провел большую часть войны в сумеречной зоне, где массовые убийства и выполнение своего долга перед Родиной означали одно и то же. Вершиной карьеры Рундштедта был Дюнкерк, где его танки едва не заманили британскую армию в ловушку на берегу. Низшей точкой был СССР, где гибкий моральный кодекс позволил ему найти компромисс между массовыми убийствами в рамках антиеврейской пропаганды и запретом погромов, проводимых нацистскими эскадронами смерти.
Находясь в СССР, командующий группой армий «Юг» Рундштедт поссорился с Гитлером, после чего Рундштедта вернули во Францию и назначили главнокомандующим войсками вермахта на Западе (должность была не такой важной, какой казалась). Окончательные решения по стратегии были прерогативой Гитлера и ОКВ – Верховного командования вермахта. Когда вечером 6 июня Рундштедт прибыл в свою ставку в средневековом замке Сен-Жермен, ситуация была крайне запутанной. Радио сообщало об атаках в Шербуре и Гавре, но союзники уже несколько месяцев проводили рейды вдоль французского побережья. Инстинкты Рундштедта подсказывали ему игнорировать радиосообщения как ошибочные. Ближе к ночи новости об активности союзников становились все более частыми и зловещими, и он приказал двум танковым дивизиям направиться в Кан, главную цель британцев в День Д. К рассвету события разрешили давний спор между Рундштедтом, который предлагал сосредоточить людей и технику во внутренних районах и позволить силам вторжения продвинуться в глубь суши перед атакой, и Роммелем, который считал, что если союзники захватят пляжи, то в итоге они победят. Ситуацию для немцев еще больше омрачила реакция Гитлера, который все еще спал и приказал не беспокоить его. Солдаты, садившиеся утром в десантные корабли, также должны были сказать спасибо генерал-полковнику Альфреду Йодлю, начальнику оперативного управления высшего командования вооруженных сил. Йодль всю ночь изучал отчеты и к 5:00 пришел к выводу, что высадка в Нормандии была уловкой, а целью союзников был Па-де-Кале, расположенный дальше на север. Йодль приказал двум мощным танковым частям – бронетанковой дивизии «Леер» и 12-й танковой дивизии СС – вернуться на свои позиции.
Хотя решение Йодля, вероятно, спасло жизни сотен британцев и американцев, оно не изменило общей картины. Каждый аспект высадки был сопряжен с опасностями, начиная с мастерства рулевых, доставляющих войска на пляжи. Среди них были опытные моряки с крепкими нервами, а были и необстрелянные юнцы двадцати с небольшим лет, чьи знания о высадке десанта под обстрелом были поверхностными и теоретическими. Капитан Этторе Дзаппакоста из 29-й дивизии схватил молодого английского рулевого, который на подходе к берегу запаниковал и кричал: «Мы не сможем пристать!» Дзаппакоста приставил пистолет 45-го калибра к голове рулевого и заявил: «Ей-богу, ты сможешь!» Парень собрался с духом и подвел десантный корабль к месту высадки, но, когда трап опустился, огонь немецкого пулемета разорвал грудь Дзаппакосты. Он был уже мертв, когда его лицо ударилось о трап.
Лейтенанту Уильяму Б. Уильямсу, одному из младших офицеров Дзаппакосты, в то утро повезло больше. Он попал на корабль, которым командовал один из самых опытных рулевых во флоте вторжения, старый морской волк, уравновешенный и искушенный. После гибели Дзаппакосты рулевой развернул десантный корабль, прошел метров пятьсот вдоль берега и высадил Уильямса и его взвод на сухом и безлюдном участке. На мгновение это место показалось самым безопасным на всем пляже. Затем немецкая артиллерия дала залп и уничтожила десантный корабль и рулевого. Огонь немецкого пулемета гнал по пляжу Уильямса и его людей. Шесть человек были убиты, пятеро тяжело ранены. В паузах между очередями пулеметного и минометного огня Уильямс и семеро оставшихся солдат из его команды поднялись на утесы и вошли в укрепленный город Ле-Мулен. Согласно картам союзников, из города шла одна из пяти дорог, которые вели через утесы в относительно безопасную сельскую местность, но Уильямс так и не увидел ни нормандского леса, ни узких проселочных дорог. Во время боя у Ле-Мулен рядом с Уильямсом разорвалась граната, и три осколка впились ему в плечи. После взрыва второй гранаты он получил еще пять ранений. Уильямс пытался доползти до укрытия, и пулеметная очередь прошила ему ягодицы и правую ногу. Когда его эвакуировали, Уильямс отдал своим людям последний приказ: «Не останавливайтесь».
Можно сказать, что в то утро на «Омахе» можно было наблюдать «цепь бытия» в действии. Место Уильямса занял один из его сержантов Уильям Пирс, который вступил в часовую перестрелку с немецким подразделением. Схватка закончилась тем, что семь немцев погибли, и Пирс и его солдаты вошли в Вьервиль-сюр-Мер – один из небольших приморских городков, из которого дорога шла через утесы. Лейтенант Уолтер Тейлор стоял на главной улице Вьервиль-сюр-Мер, когда прибыл отряд Пирса. Позже Тейлор стал одним из сорока семи бессмертных с «Омахи» – группы людей, чьи упорство, храбрость и сноровка не дали провалить высадку в Нормандии. Прибыв во Вьервиль-сюр-Мер, Пирс доложил Тейлору: «Уильямс тяжело ранен».
«Думаю, теперь я командир роты», – сказал Тейлор и приказал Пирсу сосчитать живых. В роте осталось двадцать восемь человек (в полном составе рота насчитывает от восьмидесяти до ста пятидесяти бойцов). «Этого должно хватить, – сказал Тейлор, затем повернулся к своим людям и крикнул: – За мной!»
Целью роты был замок Шато де Вумисель с внушительной каменной стеной примерно в полукилометре от берега. Замок был напичкан огневыми точками, но первая группа немцев, с которой столкнулись бойцы Тейлора, не имела особого желания сражаться. По чистой случайности граната, брошенная кем-то из солдат, отскочила от шлема одного из немцев и так испугала его, что он вскочил на ноги и закричал: «Камерад! Камерад!»[259] Через несколько секунд двадцать четыре его сослуживца вышли из кустов с поднятыми руками. Тейлор «условно-досрочно» освободил своих пленников, а затем повел своих людей к перекрестку за замком. До дороги, ведущей в глубь суши, оставалось всего ничего, но когда Тейлор и его люди подошли к ней, внезапно появились три грузовика немецкой пехоты, и то, что поначалу смахивало на историю, которую старый солдат мог бы рассказать своим внукам, превратилось в ожесточенную борьбу за выживание.
Один американец был убит мгновенно, еще трое тяжело ранены. «Назад в замок!» – закричал Тейлор, а затем остановился и открыл огонь, прикрывая отступавших товарищей. Вместе с Тейлором в роте оставалось двадцать человек, и теперь, оказавшись далеко от места высадки, никто из солдат понятия не имел, удалось вторжение или нет. Бойницы замка позволяли остаткам роты сдерживать немцев в течение дня, но к вечеру, когда боеприпасы подошли к концу, над ними нависла угроза ночной атаки. К счастью, из сумерек показалось подразделение 5-го пехотного полка рейнджеров, и немцы отступили. Солдаты Тейлора узнали, что они почти на километр опередили остальные подразделения армии США. В течение следующих нескольких дней десятки тысяч людей хлынули через утесы на просторы Нормандии.
Пятичасовая разница во времени между Лондоном и Нью-Йорком означала, что, когда американцы начнут просыпаться, в прессе уже появятся новости с фронта. В день всеобщего ликования «Лос-Анджелес таймс» напечатала подробную карту зоны высадки союзников. «Филадельфия инквайрер» весь день публиковала сводки новостей. Огромное количество людей пришло помолиться в «Мэдисон-сквер-гарден». В Соединенном Королевстве 6 июня также было днем молитв. Тем вечером скамьи в церквях от Вестминстерского аббатства до маленьких приморских городков, откуда отплыла великая армада, были заполнены прихожанами.
Франклин Рузвельт произнес самую волнующую речь дня:
Дорогие американцы, вчера вечером, когда я говорил с вами о взятии Рима, я знал, что в тот момент войска Соединенных Штатов и наших союзников уже пересекают Ла-Манш в рамках еще одной великой операции. До сих пор все шло хорошо. Итак, в этот трагический час я прошу вас присоединиться ко мне в молитве. Господь всемогущий! Наши сыновья, которыми нация гордится в этот день, предприняли великие усилия, чтобы сохранить нашу республику, нашу религию, нашу цивилизацию и освободить страдающее человечество. Веди их прямо и верно, придай силу их оружию и стойкость их вере.
19