В значительной степени успех плана Александера зависел от того, кто лучше читал намерения Кессельринга – 15-я группа армий или G2. Безлунной ночью 19 января в городке в 20 километрах к югу от Кассино ответ нашелся сам собой. 46-я британская дивизия пыталась прорвать линию обороны, когда немецкие инженеры открыли шлюзовые ворота местной реки. Если бы было на пару градусов холоднее, вода бы сразу замерзла и 46-я продолжила бы штурм, но 19 января воздух был холодным лишь настолько, чтобы щипать руки и лицо. Когда томми заняли позицию, ночной воздух наполнился звуками плещущейся воды, пулеметного огня, криками умирающих мужчин и напуганных женщин.

На следующее утро то, что осталось от 46-й дивизии, сняли с линии фронта. На следующий день настала очередь американцев. Головной 36-й дивизии генерала Уокера приказали выйти в январскую ночь и атаковать немецкую линию ниже Кассино. Днем ранее, ожидая кровавой бани, генерал Кларк пытался успокоить себя несколькими рациональными мыслями. «Мне нужно предпринять атаку и ждать больших потерь, – писал он, – чтобы удержать все немецкие войска на моем фронте… тем самым расчищая путь [для нападения на Анцио]». Кларк был прав, ожидая тяжелых потерь. Между вечером четверга, когда началось сражение, и днем воскресенья, когда боевые действия прекратились, 36-я и несколько других дивизий несли потери такими же темпами, как и войска в Нормандии шесть месяцев спустя. Однако было одно важное отличие.

Потери в Нормандии были оправданны. Решение Кларка оправдать труднее. В течение нескольких недель военное министерство рассылало тысячи извещений о смерти, сообщая семьям, что сын, муж или брат умер на берегу реки, о которой они никогда не слышали, недалеко от города, которого они никогда не видели, в ходе кампании, которая никак не повлияет на исход войны. Тяжелая 36-я техасская дивизия завершила бой, потеряв 2019 человек. Через несколько дней после окончания боевых действий немцы отправили американцам насмешливую записку через почтовых голубей: «Мы с нетерпением ждем вашего следующего визита». И все же жертва американцев и британцев не была полностью напрасной. Несколькими днями ранее расшифровка «Ультра» сообщила, что Кессельринг обеспокоен атаками на Рапидо и что он двинул две свои лучшие дивизии на юг, чтобы укрепить линию Густава.

Благодаря этой неожиданной удаче 22 января 1944 года, когда на берег прибыл 6-й корпус, укомплектованный коммандос и парашютными подразделениями, Анцио был практически беззащитен. После падения Муссолини прошлой осенью война для Анцио была сродни жизни со злобной немецкой овчаркой. Она часто скалила зубы, но редко кусала, и такой порядок сохранялся во время высадки. Несколько немецких зенитных батарей открыли огонь, и самолеты люфтваффе несколько раз пролетели над пляжами, но это было для галочки. Во время высадки 22-го английские и американские самолеты совершили более 1200 вылетов. Александр и Кларк были рядом, чтобы следить, как 6-й корпус штурмует практически пустые пляжи, но только в качестве наблюдателей. Операцией руководил генерал Джон Лукас, любимчик генерала Маршалла.

Лукас родился в Западной Вирджинии и получил образование в Вест-Пойнте. Он имел опыт войны, типичный для профессионального солдата его поколения. В 1916 году он был одним из тех, кто разгромил Панчо Вилью[252] на Рио-Гранде[253], а в 1918 году был ранен в последние дни Первой мировой. Он провёл годы между войнами, переключаясь между программами службы подготовки офицеров резерва в колледже и Колледжем командования и Генерального штаба армии США, был наблюдателем во время Сицилийской кампании и получил свое первое боевое командование в Салерно, где сменил генерала Эрнеста Доули и довел сложную кампанию до победного конца.

В январе 1944 года Лукасу было 54, но он выглядел на десять лет старше, устал от месяцев тяжелых боев за каждую гору и скептически относился к операции. Неясно, насколько это чувство было связано с последним предупреждением Марка Кларка («Не высовывайся») и насколько сильно он боялся, что тех сил, которые ему были даны, недостаточно для достижения цели, но накануне битвы он пребывал в меланхолическом настроении: «В конечном итоге меня высадят на берег со слишком малыми силами, и мы окажемся в серьезной передряге. Кто тогда возьмет вину на себя?» Лукас рассматривал два варианта развития событий. Если 6-й корпус встретит легкое сопротивление на пляжах, он должен немедленно двинуться к Альбанским горам на 30 километров в глубь страны, а оттуда в Рим. Если сопротивление будет серьезным, 6-й корпус должен сформировать периметр и защитить Анцио и его ближайшие окрестности. Хотя к 22 января сопротивление было незначительным, Лукас выбрал второй вариант – сформировать периметр. Это решение придало Кессельрингу смелости. Сделав вывод, что его противник слишком осторожен, Улыбчивый Альберт решил дать отпор. К вечеру он вызвал дивизию Германа Геринга из Рима, 714-ю легкую моторизованную дивизию с юга Франции, 114-ю легкую егерскую дивизию с Балкан, 3-ю танково-гренадерскую дивизию, только что сформированную 16-ю танковую дивизию СС, 26-ю танковую дивизию, соединения 1-й танковой дивизии, несколько соединений размером с дивизию из Германии и по крайней мере полдюжины других подразделений из других частей все еще грозной Германской империи. Ранним вечером 22 января Лукас размышлял, а уверенность Кессельринга крепла. Позже вечером он сообщил 10-й немецкой армии, что возможность крупномасштабного расширения плацдарма Анцио больше не представляет опасности. Он полагал, что способен отбросить ударные силы союзников обратно в море.

В течение следующих нескольких дней Лукас осторожничал. Генерал считал, что опасно перебрасывать людей и технику в глубь страны, пока порт Анцио оставался в руках немцев. Двадцатть пятого января несчастный Кларк прибыл в Анцио. Высадка, предпринятая для ослабления давления на фронт Кассино в 110 километрах к северу, имела противоположный эффект. Пока 6-й корпус осторожно расширял свой периметр, реки и равнины вокруг Кассино наполнялись британской, американской, французской, польской и новозеландской кровью. Бои в этом регионе были самыми кровопролитными за всю войну. В тот день Кларк оставил свой пост, и Лукас признался в своем дневнике: «Это самое важное, что я когда-либо пытался сделать, и я не поддамся панике». Двумя днями позже, после очередного визита Александера, он написал: «Если бы я смог захватить возвышенность вокруг [Альбанских гор] сразу после высадки, ничто не смогло бы ослабить нас. <…> Я сделал то единственное, что мог сделать; я занял хороший плацдарм и удерживал его». По случайному совпадению в тот же день, 27 января, Александер сказал Кларку, что Лукас слишком медленно продвигался в глубь суши. Черчилль тоже терял терпение: «Мы думали, что выбросили на берег дикую кошку. Вместо этого мы получили выброшенного на сушу кита». К началу февраля Лукас выглядел эмоционально истощенным: «Моя голова, наверное, не останется на плечах, но я старался. Здесь было слишком много немцев, чтобы я мог стремительно оттеснить их. Они получали подкрепления быстрее, чем я. Меня отправили на отчаянную миссию, где шансы на успех были очень низкими».

Честно говоря, той зимой Лукас был не единственным разочарованным командиром союзников на итальянском театре. К началу февраля 6-й корпус вырос до 100 тысяч человек, что было на 10 тысяч больше, чем у противостоявших ему немецких войск. Однако продвижение все еще шло медленно, потому что ключевой пункт плана все еще не был осуществлен. Войска союзников, которым поручили двигаться на север и соединиться с войсками у Анцио для штурма Рима, все еще вели бои у Кассино. Вооруженные силы, а также британская и американская пресса начинали понимать, почему Кассино оказался таким неприступным.

Ранее зимой, облетев аббатство, генерал Ира Икер, старший командующий ВВС США на Средиземном море, и генерал-лейтенант Джейкоб Деверс сообщили, что видели немецкую униформу, висевшую во дворе аббатства, и пулеметные огневые точки в пятидесяти метрах от стены аббатства. Вскоре после этого К. Л. Сульцбергер из «Нью-Йорк таймс» заявил, что в аббатстве есть немецкие наблюдательные посты и артиллерийские позиции. Генерал Фрэнсис Такер из 4-й индийской пехотной дивизии придерживался мнения, что аббатство следует бомбить, даже если оно пусто, чтобы не дать немцам занять его. Нашлись и несколько скептиков. Генерал-лейтенант Джеффри Киз, который несколько раз пролетал над аббатством, доложил разведывательной службе 5-й армии, что не видел никаких доказательств, подтверждавших присутствие в аббатстве немцев. Что еще более удивительно, Марк Кларк, высокопоставленный американский командующий в Италии, также счел нападение на аббатство неоправданным и сказал своему начальнику Александеру, старшему командующему союзников в Италии, что он не будет участвовать в нападении, если не получит прямой приказ. Александер его дал. Пятнадцатого февраля сто сорок два B-17 «Летающая крепость», сорок семь B-25 и сорок B-26 поднялись в утреннее небо и сбросили 1150 тонн фугасных и зажигательных бомб на аббатство, превратив вершину горы в руины и вызвав волнение среди солдат и корреспондентов, которые собрались на улицах и в полях под аббатством, чтобы наблюдать за штурмом. Согласно одной из оценок, 230 мирных жителей, укрывшихся в аббатстве, были убиты в результате налета. На следующее утро те, кто еще был способен двигаться, покинули аббатство.

В тот же день госсекретарь Ватикана кардинал Луиджи Маглионе вызвал Гарольда Титтмана, американского посла в Ватикане, и сказал ему, что воздушная атака была «грубейшей глупостью». К вечеру 16 февраля в аббатстве оставалось всего сорок человек: 79-летний аббат Грегорио Диамаре, шесть монахов, осиротевшие дети и несколько местных фермеров с семьями. Союзники не знали, что по прибытии в Монте-Кассино немцы обязались не использовать аббатство в военных целях. После бомбардировок обещание было нарушено, и немецкие десантники заняли оборону на руинах аббатства. Но по политическим или личным причинам немцы, похоже, стремились сохранить монахов живыми и здоровыми. Семнадцатого февраля, через два дня после бомбардировки Кассино, аббат Диамар и несколько монахов прибыли на немецкий медпункт, неся больных и раненых мирных жителей. Немецкие медики отправили тех, кто был в наиболее тяжелом состоянии, в больницу на военной машине скорой помощи, а немецкий офицер организовал транспортировку аббата и его монахов в монастырь Святого Ансельма. На следующий день настоятель встретился с командиром 14-го танкового корпуса Фридолином фон Зенгером унд Эттерлингом. В последующие месяцы аббатство опустело. К весне там был только один монах, Карломанно Пеллагалли, призрачная фигура которого бродила по монастырю под треск немецких пулеметов, пока не исчезла где-то в начале апреля 1944 года.

Двадцать второго февраля Лукаса отстранили от командования, но без каких-либо последствий, и это оставляло дверь открытой для будущих командиров. Прочитав отчеты о высадке, Кларк, Александер и Маршалл согласились, что решение Лукаса укрепить свои позиции в Анцио перед тем, как броситься на Альбанские горы, было правильным. Если бы он немедленно атаковал горы, его отбросили бы назад в течение дня или двух. С января по май 1944 года союзники предприняли четыре крупных наступления в районах Кассино и Анцио. В мае 1944 операция наконец принесла свои плоды, и у командиров по-явилась возможность оправдать ужасные страдания предыдущих пяти месяцев. Однако вместо того чтобы отрезать немецкое отступление и воспользоваться возможностью нанести решающий удар, Кларк, по всей видимости в погоне за славой, предпочел освободить Вечный город. Триумф продлился недолго. На следующий день после того, как союзники вошли в Рим, произошла высадка в Нормандии, и итальянская кампания отошла на второй план.

Высокая цена победы при Анцио – 29 тысяч жертв, в том числе 4400 убитых – вновь пробудила беспокойство по поводу того, что стало известно как «игра 90 дивизий». В 1941 году, когда Британия и Советский Союз боролись за выживание, а перед США маячила перспектива столкнуться с Германией в одиночку, американские планировщики задумались о создании армии из 200 дивизий. В середине 1943 года, когда немцы отступали, а военно-морской флот и авиация быстро расширялись, планировщики пересмотрели вопрос и пришли к выводу, что 90 дивизий будет достаточно. Эффект от решения ощутился практически сразу.

В начале января 1944 года генерал Лесли Макнейр, командующий сухопутными войсками, сказал Маршаллу, что нехватка людей и материальных средств стала настолько острой, что, возможно, возникнет необходимость расформировать подразделения, проходившие подготовку в Соединенных Штатах, чтобы сохранить боевые силы на местах. Маршалл вспылил и сказал Макнейру, что он «чертовски устал» от подобных разговоров. Время показало, что убитый в Нормандии Макнейр был скорее прав, чем не прав. К концу 1944 года нехватка кадров в армии стала настолько острой, что, когда немцы начали наступление в Арденнах в декабре, военным пришлось задействовать последние резервы. «Если им не удастся остановить немцев, а русские не перейдут на нашу сторону, – сказал Маршалл Стимсону, – нам придется занять оборонительную позицию в Европе и позволить американскому народу решить, хотят ли они продолжать войну настолько, чтобы мобилизовать новых солдат».

Однако в начале 1944 года до Арденнского сражения оставался еще почти год. Несмотря на казавшиеся постоянными забастовки шахтеров, организованные профсоюзом Объединенных горняков Америки Джона Л. Льюиса, жалобы антирузвельтских газет, а также десятичасовые рабочие дни и продовольственные карточки, в основном Америка была в благостном настроении. По результатам опроса общественного мнения, 98 % населения страны считали себя средним классом. Еще одним показателем национального настроения стал рост популярности Советского Союза. Американцы по-прежнему не любили доморощенных коммунистов, но, как писал историк Ральф Леверинг, к 1942 году «критика России стала похожа на критику в адрес ребенка, который пытался оправиться от паралича».

К 1943 году даже упрямые республиканцы, такие как Венделл Уилки, противник Рузвельта в 1940 году, восхищались мужеством и решимостью СССР. «Один мир», рассказ Уилки о его поездке в Советский Союз, был продан тиражом более миллиона экземпляров и получил положительные отзывы в консервативных журналах, в том числе в «Сатердей ивнинг пост» и «Ридерз дайджест». Генри Люс, еще один консервативный медиамагнат, отвел Советскому Союзу почетное место в своем «Американском веке». В статье о Сталине в марте 1943 года журнал Люса «Лайф» отметил, что «Россия и Соединенные Штаты, вероятно, выйдут из войны как две величайшие державы послевоенной эпохи. Без их полного и честного сотрудничества не может быть стабильного, спокойного мира», – предупреждал «Лайф».

Из всех аспектов, которые определяли национальные настроения в первые месяцы 1944 года, ни один не был таким мощным, как целеустремленность, объединявшая страну. Люди всех сословий чувствовали себя вовлеченными в великое и благородное дело и были готовы сыграть свою роль, даже когда происхождение, богатство и слава предоставляли им другие возможности. Среди них был восемнадцатилетний Стивен Гопкинс, сын Гарри Гопкинса. В начале февраля, когда военный корабль вез молодого Гопкинса по просторам Тихого океана навстречу своему первому боевому опыту, его отец отправил ему письмо. «Ты не можешь себе представить, сколько я думал о тебе в течение последних нескольких дней, и я надеюсь, что все идет хорошо. Я уверен, что это так. Японцы никогда не смогут противостоять силе, которую мы выставляем против них на Маршалловых островах». Письмо так и не было доставлено. Когда Гопкинс направлялся во Флориду, чтобы лечиться от тяжелой болезни, он получил телеграмму от Рузвельта. «Мне ужасно тяжело сообщать, что Стивен погиб в бою на Кваджалейне [атолле в Тихом океане]. У нас пока нет подробностей, кроме того, что он был похоронен в море. <…> Всей душой с тобой. ФДР». Через несколько дней Черчилль прислал соболезнования в стиле отрывка из «Макбета»: