Снаружи продолжала бушевать буря, и я чувствовал, как скала, на которой был выстроен дом, сотрясается от яростных ударов волн. Ставни вздрагивали под натиском неистового ветра, казалось, поставившего себе целью ворваться в пещеру. В ту минуту мучительного ожидания, когда силы жизни и смерти исступленно боролись за превосходство, воображение мое разыгралось не на шутку и буря представилась мне живым существом, распаленным лютым гневом.

Четверо наблюдателей, стоявших с напряженными лицами возле каменного гроба, вдруг разом подались вперед. Их широко раскрытые от изумления глаза, в которых отражалось потустороннее сияние, исходившее из саркофага, засверкали каким-то неземным блеском.

Сам я, почти ослепленный ярким, резким светом, уже не доверял своему зрению. Измученным моим глазам почудилось, будто из саркофага поднялось что-то дымчатое… что-то вроде облака белой мглы. В самой сердцевине этого облака, тусклого и полупрозрачного, как опал, смутно угадывались очертания руки, сжимавшей огненно-красный переливчатый камень. Когда яркое сияние ларца слилось с живым сиянием рубина, зеленая пелена тумана, которая плавала в воздухе между ними, внезапно обратилась в каскад бриллиантовых искр – чудо, сотворенное светом!

В следующий миг случилось непредвиденное. Свирепая буря, сражавшаяся со ставнями узких окошек, наконец одержала победу. Со звуком пистолетного выстрела засов на одной из толстых ставен лопнул, и она распахнулась, с грохотом ударившись о стену. В пещеру ворвался мощный порыв ветра – пламя ламп затрепетало, заметалось, а струи зеленого тумана понесло прочь от саркофага.

Тут же произошла перемена и с ларцем. В нем полыхнула огненная вспышка, раздался глухой взрыв, а потом вместо зеленого тумана из него пошел черный дым, который до жути быстро сгущался и расползался, заволакивая пещеру и скрывая ее очертания. Клубы этого дыма подхватывал и кружил завывавший ветер. По знаку мистера Трелони мистер Корбек затворил ставню и прочно закрепил клином.

Я охотно пособил бы чем-нибудь, но не смел отойти от выключателей без приказа мистера Трелони, который по-прежнему стоял у изголовья каменного гроба. Я махнул рукой, привлекая к себе внимание, однако он жестом велел мне оставаться на месте. Четыре фигуры возле саркофага были уже едва различимы в плотных сгустках дыма, а через считаные секунды и вовсе скрылись в них. Меня охватило неодолимое желание броситься к Маргарет, но я опять сдержал себя. Если этот стигийский мрак не рассеется в ближайшие минуты, свет будет нам жизненно необходим, а я сейчас хранитель света! Мучительная тревога, снедавшая меня, стала просто невыносимой.

Ларец теперь потускнел, и свет ламп понемногу мерк, словно сдавшись перед густым дымом. Еще немного – и здесь воцарится кромешная тьма.

Я все ждал и ждал в полной готовности включить электрический свет по первому же приказу, но такового не поступало. Я стоял неподвижно, напряженно всматриваясь в пелену дыма, по-прежнему валившего из ларца, свечение которого становилось все слабее. Лампы начали гаснуть одна за другой.

Наконец осталась гореть лишь одна из них – неверным тускло-голубым пламенем. Я изо всех сил всматривался туда, где находилась Маргарет, в надежде разглядеть ее лицо, если вдруг мрак рассеется хоть на миг. Теперь я терзался страхом исключительно за нее. В темноте смутно виднелось лишь белое платье рядом с расплывчатой черной массой саркофага.

Дымная мгла сгущалась все сильнее, и теперь ядовитый запах разъедал мне не только глаза, но и ноздри. Постепенно валившие из ларца клубы стали меньше и не такими плотными. Потом я уловил движение чего-то белого около саркофага – несколько быстрых промельков, которые я с трудом различил в густом дыму при слабевшем свете, так как теперь и пламя последней лампы запрыгало, затрепетало, перед тем как погаснуть.

Наконец потухла и она, и тогда я почувствовал себя вправе заговорить. Сдвинув с лица респиратор, я спросил:

– Не пора ли включить свет?

Ответа не последовало, а потому я, уже задыхаясь от дыма, повторил громче:

– Мистер Трелони, не пора ли включить свет? Ответьте мне! Если вы сейчас ничего не скажете, я так и сделаю!

Не дождавшись ответа, я повернул выключатель, но – о ужас! – он не сработал. Я рванулся было к лестнице, чтобы выяснить причину неполадки, но непроглядная тьма застилала все вокруг.

Ощупью я направился туда, где, по моим предположениям, находилась Маргарет, и в кромешном мраке наткнулся на тело – женское, судя по платью. Сердце у меня оборвалось: моя возлюбленная либо пребывала в глубоком беспамятстве, либо же – страшно подумать! – умерла. Подхватив бездыханное тело на руки, я двинулся вперед и через несколько шагов наткнулся на стену. Следуя вдоль нее, я добрался до лестницы и взбежал по ступенькам со всем возможным проворством, хотя моя дорогая ноша и затрудняла дело. Видимо, надежда придала мне сил: чем выше я поднимался из пещеры, тем легче казалось тело, которое я нес.

Положив Маргарет на пол в холле, я ощупью добрался до ее комнаты, где, как я знал, были спички и свечи, которые она ставила подле царицы. Я чиркнул спичкой – ах, до чего же здорово было снова увидеть свет! – и зажег две свечи. Взяв по свече в каждую руку, я поспешил обратно в холл, где оставил, как я полагал, свою возлюбленную.

Тела там не оказалось. На месте, куда я совсем недавно положил Маргарет, лежало свадебное платье царицы Теры, перехваченное чудесным драгоценным поясом. На лифе платья – слева, в области сердца, – покоился рубин семи звезд.

Объятый невыразимым отчаянием и ужасом, я торопливо спустился обратно в пещеру. Две моих свечи казались крохотными тусклыми точками света в непроницаемом черном дыму. Я снова надел респиратор, висевший у меня на шее, и двинулся на поиски своих товарищей.

Всех четверых я нашел около саркофага. Они лежали навзничь на полу, устремив в пустоту неподвижные взгляды, в которых застыло выражение неописуемого ужаса. Маргарет закрывала лицо ладонями, но блеск в ее остекленевших глазах, видневшихся меж пальцев, наводил еще больший страх, чем открытые мертвые взоры остальных.